Ох, и давно же это было. Года полтора назад? Тогда ведь еще не было ни нежити, ни страшной войны стай больше. Уникальный и тихий период, когда все двигалось своим чередом. Просыпались птицы, петь свои мудрые песни, в стаях рождались щенки, радующие своих матерей. И волки, присоединяющиеся к стаям, делали это из искренних желаний, а не из ужаса быть сожранными мертвыми пастями. Одним из таких одиночек был Найтмар.
Его Аделина знала еще не так близко, немного даже опасаясь сначала. Черный огромный зрелый самец, решивший разделить свое будущее с собаками и полукровками. Какого черта в его голове может происходить? Но, отгоняя свою пугливую осторожность, все же стремясь доверять миру, она получила подарок Провидения.

В тот день Аделина повела воина на еще более дальний маршрут. Официально — ради развития его выносливости и более скорого восстановления, а еще здесь, разумеется, тако-ой полезный соленоватый воздух, который непременно поможет от всех невзгод.
Найтмар, бросившись на защиту травницы, был сильно привязан теперь к ней самой. Нельзя назвать манипуляцию обстоятельствами чудовищной, Аделина скромно пользовалась своим положением. Тем более, их общение было… мягким, внимательным и интригующим. Черный оказался при таком близком знакомстве глубоким и интересным собеседником. Целительница уже наслаждалась разницей в их возрасте, которая сначала ее смущала.

Волк кружил по цветочному настилу, как гордый рысак, грацующий на пару с ветром. Розовое небо контрастировало с Найтом, приглушая всю его рыжину. Вороной скакун излишне быстро выдохся, правда, опустившись в цветы, как в неглубокий водоем. Глубоко дышит. Он осторожно смотрел на целительницу, пряча физический дискомфорт, отчего его недомогание становилось еще более заметным. Даже если бы волчица не была врачевателем.

Аделина мягко глядела на воина, сидя недалеко от него. Посидев в тишине после его заявления, она в итоге хмыкнула, прикрыв глаза длинными ресницами, а затем двинулась к нему. Опустившись рядом в цветочный пруд, растворяясь среди алых маков и яркого шалфея, положила длинную морду на лапы, смотря на волка из-под бровей.
— Если тебе не нравится, как я тебя лечу, то ты можешь идти, — с доброжелательной, но издевкой тихонько начала. — Но я бы предложила тебе еще восстановиться, Найтмар, — она поднялась и села, недолго глядя на черного, после чего отвернулась и взглянула на обилие густых трав вокруг. Оставив манерность, мягко добавила: — Нужно время.

Интересно, сколько бы ему еще нужно было беречь себя. Пару недель? Но не станет же она говорить ему, что им нужно будет гулять… отправляться на тренировки так долго. Или станет?
Брови на мгновение сдвинулись от искреннего недопонимания, чего она сама смутилась.
— Я поговорю с Грином о твоем восстановлении. Ты очень крепкий, но даже тебе нужно время. Мне не обязательно ходить с тобой на тренировки важно вылечить тебя, исключая неожиданные последствия. Что, испугалась? — Аделина начала часто моргать и подтянула хвост к тонкой белой фигуре. Аделина?

Фыркнув и поднявшись, при этом выронив шепотом себе под нос “так”, она остановилась в неестественной позе, когда все четыре лапы равноудалены друг от друга, после чего поспешила исправить это положение, уже неестественно быстро перебрав лапами на месте. Она двинулась вперед, куда-то. Затем вспомнила про лежащего с дискомфортом Найтмара, сразу вернулась на три шага назад и встала над ним.
— Мне надо посмотреть, — сухо и прямолинейно выпалила, даже не смотря ему в глаза.

Какая же ты странная и бестолковая волчица. Когда же ты уже научишься адекватно воспринимать такие вещи как… поджала губу. Как что?

… как симпатия?

На этой мысли Аделина сама себе многозначительно, но легко покивала головой, качая в то же время большими бархатными ушами. Поселяя в голове это заключение, она также теперь располагала на морде сосредоточенность, которая после комической сцены с лапами выглядела недооцененно серьезной.
Дыхание стало выравниваться, а постепенное осознание успокаивало. С неизвестностью было покончено. Тем более, волк допустил к осмотру раны, а свою работу Аделина выполняет всегда в просветленном рассудке. И стоит отметить, что его нахальная улыбочка, которая бы в прочих условиях целительницу раздражала, сейчас скорее располагала к себе. Так значит, ты мне нравишься?

В те годы Аделина была еще переменчивой — то суетливой, то зараженной вниманием, то веселой или мечтательной. Но единственная часть ее, которая остается до сих пор, — это ее увлеченность целительским ремеслом. Потому она уже задвинула дальше свою скромность перед воином, сосредоточившись исключительно на его ране. Глубокой и воспаленной полосе, оставленной сильной лапой кошачьего гостя. Найтмар действительно хорошо восстанавливался, но всему есть предел.
Чтобы взглянуть на эту рану, черный привычно перелег на бок и подтянул лапу, которая была сверху, позволяя волчице опустить морду в его гриву и грудь. Травница всегда действовала осторожно, и даже вальяжный нахал как Найтмар, очевидно уже раскусивший прошедшее смущение Аделины, не мог бы помешать ей сейчас и вызвать ошибку. Она жертвовала скоростью, даже желанием сбежать на другой конец мира от него, ради досконального осмотра.
Да, никакого нагноения, не воспалились соседние ткани, да, тело Найта кажется создано для схваток с опасными противниками. Вздутые грудные мышцы еще не стали уменьшаться без привычных тренировок, а густая шерсть лоснилась, будто тело и не столкнулось со стрессом. Морда волчицы медленно проскользнула от одного конца раны к другому, не набирая воздуха, словно специально. Это только осмотр, Аделина. Опустившись ниже, она все же подняла серебряные глазки на увлеченного волчицей Найтмара, после чего плавно выпрямилась, не переставая на него смотреть.

— Завтра нужен перерыв, — тихо и спокойно. — Тебе больше не нужно оставаться в лазарете, но тренировки пока что через день, — облизнула губы.

Нравишься? С натянутой, как струна, осанкой белая сидела спиной к зачатку заката, бросая на воина слабую тень. Она уже не смотрела в глаза спутника, а изучала его конституцию подобно не голодному хищнику, решающему, нужна ли ему сейчас эта сладкая дичь. И Найт, будто знал, что ему нужно принять лучшую позу, так уязвимо лежал своим грубым волчьим телом на усыпанной ярчайшими цветами поляне. С розовым закатом, конечно.
На длинной морде волчицы стали пушиться усы, а дыхание замедлилось и углубилось, но само выражение оставалось спокойным и мягким. Она вновь бросилась в зеленоватые блюдца волка, выискивающие словно какой-то сигнал.

— Пойдем, — пауза. — Может быть, мы еще успеем помочить лапки.

Задержавшись в глазах воина, мягким изгибом поднялась и двинулась в направлении Великой реки. По не названной причине на мгновение стало тяжело и печально, что осталось, вероятно, недоступно взгляду Найтмара. И хорошо. Недолго всматриваясь вниз, в двигающиеся лапы сквозь густые соцветия, Аделина вдруг, подобно мурене, ускорила ход и несколько раз двинула мордой и хвостом влево и вправо, опустившись на полусогнутые. Проплывая так пару метров, как змееподобная рыбина, маленьким прыжком нырнула в поляну, а затем также выпрыгнула. Лапы с десяток раз выдали топот галопа, теперь отдаляясь от воина.

Но она замерла. Бросив через плечо дразнящий взгляд на Найтмара, в лисьей улыбке растянула губы и рванула к реке.

Бешеный, дикий галоп, в котором Аделина рассекала цветочные ветры подобно волнорезу, не утомлял, а даже ещё больше возбуждал, толкая волчицу всё ближе и ближе к реке. Не осталось воспоминаний, что она точно испытывала в те мгновения, спеша на закате скорее прочь и заманивая за собой к реке, как голодная сирена утомлённого воина. И испытывала ли она вообще что-то помимо детского игривого желания нестись от всего? Всё забыть.

Минутная грусть, пробившаяся сквозь светлое осознание тёплых чувств, догоняла её. И непременно настигла. И, не желая отдаваться ей, не замедляясь перед алыми водами, она плюхнулась грудью в них с головой. Прохладная речная вода мгновенно отвлекла её, и, выпрыгнув из потока, разлился звонкий задорный смех. Она победила.
Аделина громко булькала большими лапами, ступая ближе к берегу, к Найтмару, тепло встречающему её своей улыбкой. Ей уже было всё равно на то, что её раскусили, и что он смеялся, казалось, над ней. И ладно!

Он выглядел романтично задумчивым, явно наслаждаясь местом и временем. Интересно, много ли воину приходилось бывать в таких местах? Часто ли он так просто стоял и болтал возле шумной реки на границе? Этот мир был привычен волчице, потому и без того пылкий, живой нрав питался прекрасным и мечтал о прекрасном. Сейчас она, на правах хозяйки этого мира, делилась с ним этим. И его не менее прекрасным жителем — собой.
Ей нравилось, что искренней была не только она сейчас, оставившая свою работу тихого мудрого целителя, но и Найтмар, опытный боец, часть мира силы и воли, открывался ей как чуткий искатель чего-то глубокого в себе.

— Почему это мгновение должно закончиться?
Наверное, в этот момент всё и кончилось. Вылезшая из воды тоска бросилась в уязвимое тело волчицы, когда последние капли воды закончили стекать с густой белой гривы. Стоя перед волком, последние искры радости покинули Аделину, оставшись только на мягкой улыбке травницы.
Когда Найт набирал воздух, она подошла ближе и, встав плечом к плечу, склонила голову вниз к его рёбрам, изучая размер вдоха. Терпимо. И выпрямилась, сев подле него. Перед двоими раскидывался роскошный вид — широкая мерцающая река, краснеющая в закате, бурлила и щекотала плавники крупным рыбам, то и дело прыгающим где-то вдали.

Хмыкнув на робких извинениях чёрного, вильнула один раз хвостом, вычертив за спиной песочную радугу.
— А я никогда не была свободнее, чем сейчас. Всю прежнюю жизнь я была в оковах одиночества, — улыбка стала легче и мягче, больше сдвинувшись в милую растяжку чёрных губ куда-то в сторону. Туда же немного наклонилась голова. — Раньше у тебя не было того, кто может разделить этот момент, а теперь ты волен выбрать, кто станет его частью, — она ненадолго повернулась к Найту, медленно моргнув. — Теперь я понимаю, что настоящая свобода — это, когда ты можешь вернуться. Когда ты знаешь, что, как бы далеко ты ни ушёл, есть место, где тебя ждут. Есть те, кто готов пойти за тобой или вместе с тобой. Свобода — это, когда ты не одинок в своих мечтах.

На этих словах серые глаза потеряли свой цвет, полностью слившись с небом. К нему они и поднялись. Аделину посетила элегичность и суровая боль, не жалеющая её даже в этот момент. Сердце разбивалось и склеивалось каждое мгновение, которое она думала о Кассандре и оставалась возле Найтмара. Непрекращающийся цикл. Сперло дыхание, но искренняя и влюблённая улыбка не покидала её.

— Я много видела море, но оно было совсем не таким, как здесь. Холодное и почти чёрное, в котором такие, как мы, быстро превращаются в послушных селедок, — вернулась игривая и более неформальная Аделина, болтающая с Найтом сейчас, как с волчонком, которого бы сразила история её путешествий до пушения маленького щенячьего хвоста. — Эти мгновения не оставляли таких одухотворённых мечтаний, Найт, о нет! Единственная мысль — как не отморозить даже эти уши, — двинула белыми плюшками на голове. — И скорее найти съестное.

Легко качнула головой.
— Да... — она смотрела на удлиняющуюся тень, которую бросали двое, и то, как она сливалась с тенью, падающую от склона, возвышающегося позади. — Я не хочу ни с кем делить те воспоминания. Я... — пауза. — Я хочу только новые.

Тень удлинялась и росла с возрастающим чувством тоски.
Кажется, она желает не так много? Всю свою жизнь. Никогда не грезила о небывалой силе или власти, даже если они предначертаны. Никогда не мечтала о зле кому-либо или мести. Аделина проживала достаточно скромные годы в своем одиночестве. Половину скромных лет, поправлю, ведь во вторую судьба вручила ей путь исцеления — стаю. И первую любовь? Морщится. Но что же тогда было сейчас? Если в ней билось что-то чистое и неподдельное, то почему теперь спутываются мысли и маленькая птичка в груди со всеми силами бьет ребра?
Может, причина в схожести? Может быть, в те годы романтизм питался от достаточно приземленного желания быть спасительницей? Ею она была уже во второй раз.
Какая глупость.

И ради солнечных витаминов, и ради тепла, ощущая легкую прохладу от влажной шкуры, возникло желание подняться обратно к цветочному настилу и проводить солнце. Вдвоем. Стоило покончить с нудным чувством сожалений, скучаний и боли, которые вряд ли помогут ей прямо сейчас.
Когда Найт встал, волчица уже обернулась к черному, удивленно вскинув бровки. Сияние? Да, кажется, болтая даже каждый день часами, они не знают и миллиардной части друг друга. Так далеко заходил?
Пасть слегка приоткрылась в мягком изумлении. Но когда воин двинулся к воде, целительница беспокойно поднялась, не одобряя его выбор. Сухой и сдержанный взгляд строго провожал его.

— Если позволишь загноиться ране, я уверена, что суждено будет тебе увидеть белые просторы.
Драматично задрав морду к небу, прикрыла глаза, намекая о пушистых облачках, куда улетают все лучшие волчишки. Ну, как она сказывала детям в их стае. И стоило ей принять роль актрисы, упивающейся своим перевоплощением, как ее окатили теплые брызги речной воды. И каких-то мелких водорослей, поднявшихся с печального дна вместе с движением Найтмара. Сквозь его бархатный смех раздался звонкий капризный «Эй», словно был украденный у какой-то волчицы помладше. Белые лапы сделали прыжок вперед, двигая по-доброму возмущенную Аделину.
— Я только начала сохнуть! — продолжил тонкий голосок, но быстро затих. На морде блеснула хитрая искорка, растворяющаяся в голубеющих от тени глазах. — Какой негодный пациент, — пауза, показалась хищная улыбка. — А ведь этот уязвимый маленький пациент в моей власти, — Уже игривый оскал. — А я могу делать ужасные вещи со своими уязвимыми маленькими пациентами…

Что было чистой правдой. Слабость Найтмара была ей в пользу, тем более, не занимая ей изворотливости. Белый хищник двинулся вдоль береговой линии на пару шагов в сторону. Голова при этом опустилась вниз, впившись исподлобья глазками очень жадно и голодно в волка. Тяжелым медленным шагом она принялась обходить спутника, заходя в реку. В свою очередь, ее оппонент поворачивался следом, не отрываясь и не давая ни шанса оказаться ей сзади. Чем ближе подбиралась травница, тем дальше отступал Найт. В какой-то момент, близко к берегу, он перестал покидать воду, давая Аделине возможность подобраться вплотную.
Неспешно, коварно ступая к черному, целительница поставила перед собой ясную цель — вытащить наглеца из воды. И нечего было останавливаться.

В одном рывке она оказалась у груди Найтмара, широко разинув зеленоватую пасть, которая перед прогулкой жевала успокоительные травы. После очередной встречи с Муреной, конечно. Длинная белая морда скользила сквозь розовый воздух к морде Найта, при этом не глядя более на него. Аделина оттолкнулась от песчаного дна, как замедленная временем, тянущаяся к самцу в полупрыжке, а пушистый хвост выдал круг, как рулевой.
Она устремлялась уже куда-то вверх, вытаскивая неестественного цвета язык.
Я выведу тебя за ухо, бестолковый ребенок.

Изящный полет белого шмеля завершился в середине пируэта, когда на увлеченной морде исказился испуг и растянутый писк, заметив разворот Найта. Тот, неизвестно откуда бравший энергию сейчас, выскользнул из голодной пасти волчицы, загребая в повороте воду, тем самым и промокая полностью самому, и освежая речной ил на шерсти Аделины. И даже не успев плюхнуться грудью в речной поток, она разразилась смехом от улетучившегося мастерства воина. Тот булькнул, как тяжеленный булыжник под воду, окатывая состайницу второй волной. Мгновенно отряхиваясь, она упустила то, как Найтмар проплыл несколько метров, и удивилась, что тот уже ползет на берег поодаль.
Не теряя и секунды, она выскочила из Великой реки, пораженная слепой местью. Волчица стремглав бежала к Найтмару, как будто готовая его затоптать. За ней тянулось облачко пыли от песка, поэтому план родился уже после её ослепления. Оказавшись вскоре подле него, раскорячилась и подло, буквально бессовестно несколькими движениями загребла песок назад, прямо в Найта, на его влажную шубу.

— Сме-я-тьс-я! Взду-мал! — с отдышкой и прерывисто кричала сквозь его хохот и свои же смешки, после чего рванула на склон от него, уже заливаясь детским хихиканьем и страхом, что прямо сейчас он вскочит и побежит за ней.
Она оборачивалась несколько раз, пока пыталась взобраться по песчаному склону, издавая какие-то то ли протяжные “а”, то ли смех, не разбирая даже, насколько близко к ней уже подобрался оппонент. И даже неизвестно, чего она хотела сейчас больше — успеть избежать наказания или быть пойманной.

Наконец, взобравшись на цветочный уровень, почти не буксуя при подъеме, ещё несколькими рывками двинулась вперед. Она нырнула в один полевой сгусток, затем в другой, играясь, казалось, уже сама с собой, растрачивая избыток перевозбуждения. В конечном итоге, подбежав и прыгнув в десятый цветочный, произвольно сделала пару поворотов кубарем, остановившись, лежа на спине. Яростно дыша от усталости и радости, она смотрела на небо, ожидая своего спутника.

Аделина замерла в своей мечтательной улыбке, размышляя сначала о том, что ей придётся дома зализывать успокаивающей травой рану  Найтмара, чтобы не было раздражения от солоноватой воды. Затем вспоминала, какие травы она планировала завтра найти, пополнив запасы. Мысли о завтра сами привели её к тому, что встречи с волком у них не будет, ведь она сама сказала об этом. И никто её за зелёный язык не тянул. Мгновенно целительница отмела всякое желание “переписать” план лечения, чтобы всё-таки вновь провести время с пациентом.
Определённо осознавала тянущуюся парадигму в происходящем и её поведении. Нет, ей не хотелось кричать от счастья, испытывая вновь это чувство, как и не было оглушающего страха остаться вновь одной. Её сердце хранило до сих пор верность. Но нужно было ли это самому Кассандру? Помнит ли он меня?..
Прописанная этика в голове не позволяла ей углубиться в то, что могло быть недопустимо. Но губы то и дело поджимались от ощущения Найтмара рядом, а горячее сердце стучало сильнее при каждом его вздохе. Аделина запутывалась в себе с каждой секундой, оставаясь здесь и в этой тишине.

Лисьей украдкой глаза скользнули в сторону и глядели из-под густых ресниц. Спокойно и пристально травница изучала выражение Найтмара, его зеленые глаза, выразительную морду, пытаясь уловить и в нём что-то похожее. Ведь… всё это время она размышляла исключительно о своей симпатии. Но чувствует ли что-нибудь он?
— Ты-ы… — медленно и протяжно. — Я… — запуталась. — Должна буду в пещере обработать тебе рану, — пару раз моргнула. — Береги себя, иначе я не переживу, что ты погиб страшной мучительной смертью за меня и из-за меня, — улыбка вернулась к ней, даже немного смущённая или довольная. — Спасибо.