Страшно гудела голова этим утром. Аделина не спала уже несколько дней, не в состоянии оставить мир без тревожного взгляда в поисках Грина. Она часто выходила на порог пещеры или сквозь бурю бродила от укрытия к укрытию. Говорила, что проверяла стаю, но на самом деле выла о друге. Он не откликался.
Сегодня всё стихло, и пещера стала наполняться её состайниками. Уставшая и нервная, она покорно слушала каждого, кто пострадал в эти дни, отдавая последние силы стае. Автоматические действия, одно за другим, отвлекали её от неудержимого потока мыслей и страхов. Прельщала идея явиться к Кайсару и помочь ему тоже. Затем она металась от мысли «взбучить Кассандра» до желания «поплакаться ему в тёплую гриву», закономерно трезвела и возвращалась к своему искреннему стремлению помочь туманным. В этом цикле желаний она иногда пропускала то, что ей говорят то патруль, то больные, вынуждая их повторять по два раза.

Когда в пещеру зашла Ром, уже почти никого не оставалось. Она осмотрела лазарет, а затем мягко ступила к целительнице. Та уже медленно и устало дышала, склонившись над последним пациентом. Раздражённо размышляла: как можно было подхватить аллергию во время бури?
— Дель, к нам пришёл новенький. Он не выглядит раненым, но хотел встретиться с тобой.
Послышался хищный хмык, и пациент, прижав уши, повернулся к целительнице.
— Смотри-ка, у кого-то тоже аллергия на сушёный шиповник, — с лёгкой язвительностью сказала она этому юному волку. Тот в лёгком испуге от напора воспитательницы попытался подтянуть хвост, но быстро расслабился: Аделина не была монстром, она легко считала его испуг. Лизнула его в лоб и лёгко боднула. Волчиш застыл, а затем размяк под теплотой любимой травницы, словно внук в объятиях бабушки. Вскоре он получил нежный «кусь» в ягодицу, что ободряюще подняло его на ноги.

— Мне остаться с вами?
— Нет, — бодро ответила волчица звонким голосом, зарядившись от эмоциональности смешного ребенка. — Иди на пост, всё в порядке. Вряд ли меня пришли ограбить, — с очередной усмешкой она проводила Ром до выхода, где та указала на новенького. — Надеюсь, незнакомец в своём уме, — особенно блеклые глаза сверкнули от снега, — сегодня я больно кусаюсь.
Патрульная скрылась из виду, после чего Аделина обернулась к юному волку. Движением головы она подозвала его к себе, оценивая походку, и отправила домой.

Немного постояв у порога своего лазарета, она издалека оценила гостя. Редко одиночки приходили к ней лично, да ещё и так глубоко в стаю. Непривычно. А стая, которая вызывала насмешки в других землях за свою грязнокровность и смешанность, действовала сейчас как единый, дружный организм. Аделина не боялась нападения — все держали уши настороженными, улавливая местоположение каждого на территории. Особенно здесь, где до лагеря лапой подать, и стража дышала в спину, было безопасно.

Целительница присела рядом с незнакомцем, по направлению его взгляда. Если бы он поднялся, они сидели бы плечом к плечу, оглядывая утреннюю поляну. На свежем воздухе лениво кипела активность — то за одним сугробом, то за другим деревом. Стая оживала: проверяла друг друга, собиралась на охоту и на поиски пропавших. Почти никто не говорил о пропавшем руководстве — все знали лишь то, что их нужно искать и поддерживать привычный уклад, а главное, друг друга.
— Нужно немало храбрости, чтобы прожить этот год одиноко, — мягко начала она, не поворачиваясь к собеседнику. С лёгким наклоном головы Аделина любовалась теми, за кого успевала зацепиться сонным взглядом. — А быть избранными одиноким волком, — на её морде появилась нежная улыбка, и речь прервалась на короткую паузу, — высшая награда.
Не рассматривая гостя слишком пристально, она не узнала в нём одного из тех одиноких волков, которых встречала на лекарских вылазках. Затем отвернулась, не желая смущать его, и без того глубоко зашедшего на стайную территорию. Интересно. Крепкий, выразительный белый волк, не бродящий по нейтральным территориям, где можно было встретить другие стаи. Он жил где-то вдали, изолированно? И сумел пережить это время без страшных увечий. Вероятно, у него есть партнёрша, вместе с которой они скрывали отпрысков, оберегая свои жизни. Почему же ты прибыл?

— Я не смогу покинуть стаю, — улыбка сошла с её морды, оставляя только тепло в глазах. Когда прибудут раненые, придётся бросить силы на их опекание, тем более если вернётся кто-то из лидеров. Уходить нельзя. — Приведи свою семью, а я окажу вам посильную помощь. Нам не нужно ничего взамен, но вам лучше остаться под присмотром стаи.
Нос сразу поморщился при воспоминании о последнем решении Собрания Трёх Стай. Это был справедливый шаг, но от него стыла кровь в жилах. Невозможно было дальше разрывать ныне любимых и дорогих. Сейчас Аделина была готова помочь даже своему худшему врагу, лишь бы сохранить биение сердца в этом мире. И уж лучше дать приют незнакомцу, чем отправить его к Шуту.

После предупреждения беленького красавчика Аделина привычно отрубилась от контекста, потупив сонный взгляд куда-то вперёд. Шагнув в сторону от мыслей о Шуте, она вспомнила о Грине. Её тело скорбело от невозможности учуять и прикоснуться к нему, однако разум был лишён какой-то важной черты. Её словно вырвали из головы. Волчица испытывала всю полноту боли разлуки, но внутри стоял ограничитель, лишающий её всякой возможности полностью отдаться чувствам. Оставалась зияющая дыра от корневого кома тёплых чувств — его вырвал Шут. Мм?
Ничего не помнила.

Блеклые глаза покосились на гостя, когда тот стал подниматься на свои длинные лапы. Разница в росте немного даже возбуждала сонный интерес к этому моменту, толкая её на более пристальное изучение незнакомца. Лисьей украдкой Аделина наблюдала за спокойным дыханием в широкой груди северного собрата. Встречала ли она раньше кого-то более близкого по крови, чем загадочного гостя? В неявной улыбке целительница отвернулась, насильно отдирая взгляд с интересных изгибов собеседника.
Ей было приятно столкнуться с кем-то похожим на неё, особенно оставаясь сейчас в холодном одиночестве.
— Я решил, что моя помощь может пригодиться.
Вот как. Аделина повернулась к гостю, одновременно поднимаясь и делая шаг в сторону. Созданная дистанция позволяла ей яснее вглядеться в волка.
Ты прибыл издалека, чтобы помогать чужим? Помогать стае?
Небольшая дистанция давала возможность не задирать голову и не чувствовать себя в положении «снизу». Целительница прохладно всматривалась в заострённую морду волка. Повезло же кому-то родиться таким же красивым, как я. Однако сладкая выразительность не продала бы ей чужака, желающего прикасаться к уязвимым в её стае.
Аделина старалась изо всех сил верить миру и окружению, но стайная жизнь, среди прочего, учила осторожности и внимательности, сталкивая с предателями и лжецами. Сейчас же она, подобно испуганной матери, готова была пасть замертво за каждого ребёнка за ней, за каждого последователя. Пустить в обитель этого то ли наглеца, то ли хитреца было бы рисково. Но лазарет был пуст. Проводить его к себе и подозвать стражу ко входу? Я что, собралась его пытать? Украдкой улыбнулась.

— Помочь, значит, — травница повернула сначала голову, затем плечи и остальную часть себя, двигаясь в сторону своей пещеры наподобие питона, который несёт в своём брюхе пойманную добычу. Но, сделав лишь пару шагов, она обернулась на свое имя. Незнакомец выглядел растерянным, что доставляло неудобство и владелице имени. Остановившись, строгий голос выстрелил в волка:
— Да, я — Аделина, — пауза. — Я целитель стаи, в которую ты пришёл, гость. Разве ты не выбрал нас, зная, что твоя помощь здесь нужна? Ты должен знать имя того, к кому шёл.
Волчица встала напротив незнакомца, не принимая при этом напряжённого положения. Наоборот, лапы были собраны, а пушистый хвост спокойно висел сзади. Было ли это состояние подлинным — остаётся гадать.
Задрав голову, она опустила глаза вниз, смотря без стеснения в упор собеседнику, имитируя взгляд сверху. Её выражение уже было не таким мягким, но соблюдался дружественный нейтралитет. Пора представиться. Аделина ощутила странность момента.
— Мне будет лестно, если и ты назовёшь своё имя.

Она облизнула губы, присаживаясь на мягкие меховые брючки, созданные для этой снежной погоды. Единственное, что бодрило её сейчас, — это снег. Единственное напоминание, кто она и откуда прибыла. Воссоединяясь с крупицами своей идентичности, волчица всегда находила дополнительные силы в трудные минуты. Например, как сейчас. Этот снежный циклон лишил её важной части жизни, но и успокоил в то же время. А ещё злосчастная буря закружила её в себе, вернув покрытые пылью, как снегом, воспоминания о детстве.
Они были ужасны: голод и холод, утрата матери, а затем — потеря отца. Всё это заставляло трепетать нутро, словно тело переохладилось от непогоды. Было страшно и больно. Аделина воспринимала это как урок, на котором она выросла. Как необходимость, которая привела её сюда — в семью.
Но ведь в детстве она была не одна, с ней был ещё... брат? Его образ не был отчётливым, но был куда отчётливее его запах — молочный и пуховой. Маленький носик Аделины вечно тыкался ему в бочок и прикусывал хвостик крошечными резцами. А ещё она помнила... его тепло. Он был жарче крошки Дель, которая вечно мёрзла и тянулась к нему под длинную лапу. Тот задорно смеялся, когда ее пушистые уши щекотали его. Брат отпирался, она возвращалась к нему, но уже играясь последними силами.
И ещё она помнила его голос.

Белая медленно поднялась.

Натянутая струна лопнула, и вот уже, ловко переставляя лапы, как нервный шакалёнок, Аделина подошла к волку.
Его зовут Рован?

Голова несколько раз повернулась по и против часовой стрелки, заваливая белые ушки с одного бока на другой. Строгое выражение на морде исчезло без следа, сменившись небольшим удивлением. Поднятые брови и собранные губы делали морду Аделины милее, как у наивного дитя.
Она излишне моргала, искренне желая прозреть ото сна или от какого-то насланного проклятия, не дающего шанса разглядеть чётко, кто стоит перед ней. Причём моргала она достаточно смешно, иногда закрывая глаза поочерёдно из-за их слипания. Прохлопав густыми ресницами, волчица подвинула морду ближе к гостю, робко нюхая его. Затем она одёрнула себя и прекратила это делать.
Аделина отвернулась в сторону, косо бросила суматошный взгляд на волка, затем снова посмотрела в сторону. Потом опять повернулась к нему, вытягивая шею ближе. Не поднимая головы, скромные серые глазки немного испуганно и с интересом глядели на незнакомца исподлобья. Вернее, теперь знакомца.

— Ты прибыл с севера? — пауза. — И у тебя есть сестра? Да? — пауза, длиннее. — И вы потерялись в буре?
Аделина, ещё не начав слушать ответ, уже отодвинулась и отошла от волка, источая саркастичное доверие. Она начала хмуриться и улыбаться, криво растягивая чёрные губы. Он за дуру меня держит?

Послышался сдержанный смешок, растянутый в шипящее «кхххх», а затем волчица начала смеяться. Сначала робко, не отдаваясь эмоциям полностью, но, посмотрев на выражение Рована, начала заливаться хохотом. Возможно, кто-нибудь из стаи сейчас наблюдал за ними, ведь увидеть Аделину, умирающую от смеха, — целое событие. Она нечасто дурачилась и срывала горло от смеха, и то, только вместе с Беленой, когда та в очередной раз отчебучивала что-то безумное, а подруги потом это вспоминали.

Уже сгибаясь над землёй от спазма мышц, издался последний аккорд — протяжное «ха-а».
— Тот, кто рассказал тебе это, — выпрямляясь, начала с улыбкой волчица, непонятно что излучая своей мордой, — не поведал тебе, что я вряд ли поверю в эту сказку, да? — короткий смешок. — Иначе бы тебе пришлось быть моим братом, Рован.

Назвать вслух имя оказалось мучением.
Оставался единственный важный вопрос — кто и зачем наслал в стаю этого длинноногого наивку, который хотел… Чего? Неужели правда ограбить? Эта мысль вызвала повторный смешок.
Аделина подняла морду к небу, устремляя глаза в облака. Она уже парила там, сквозь густые белые клубы, кусая их растворяющиеся тельца.

Слишком много боли. Взгляд потускнел, но не отрывался от небесного королевства, в которое хотелось сбежать. Она много лет настойчиво отодвигала все воспоминания о семье, не в силах смириться с прошлым. Уроки — не уроки. Всё это не имело значения, когда речь шла о здоровье души. Может, Аделина и не была усеяна шрамами, но внутри гудел сквозняк, гуляющий сквозь глубокий порез.
Много лет задыхаясь в волчьем одиночестве, она недополучила любви. Лисы были лучшими воспитателями, что могла наслать ей судьба в ту бурю. Но одиночество сжирало. Периодами становилось легче и даже легко. Впервые — когда она встретила Кассандра, принявшего её такой, какая она есть. В следующий раз спасителем оказался Грин, подаривший ей фигуру старшего брата, друга, разделившего с ней целую семью. Обоих уже не было в её сердце.

Опять я осталась одна. Так было думать нельзя, ведь она любила стаю, и стая её любила. Но Аделина так нуждалась в близкой фигуре рядом. В том, чтобы у них была взаимная необходимость друг в друге. Встреча была особенно жестокой из-за этого признания самой себе.

Почему судьба так неблагосклонна ко мне?

Мысли еще недолго путались о воспоминания, сворачиваясь в зудящий нервный клубок. Воспоминания мешали, но к ним можно было привыкнуть. Опустим, что выбора как такового не было. Если мертвецы смирились с тщетностью своего бытия, неужели она не может примириться с гранью жизни - с одиночеством?
Нужно было уже решать что-то с чужаком, вторгнувшимся на территорию с подлыми целями.
- Удивительно только, как целительница решила поучаствовать в глупом розыгрыше.
Ха?
- Передай своему другу Хильду, что розыгрыш удался на славу.
Кому? Что за придур...

Аделина обходила волка, сохраняя зрительный контакт. Нельзя так просто встать спиной! Она уверенно смотрела в глаза эмоционального самозванца пока он вырывал из себя недовольные реплики, как будто ему кто-то их вообще предлагал. Он вел себя так нахально, заявившись в стаю, навязывая свою помощь, а затем стал манипулировать прошлым волчицы. А ведь это еще с неизвестно какими целями!
Но сейчас, когда она стала вслушиваться в его слова глубже, сквозь броню пробилось то, что не хотелось слышать. Или очень хотелось. Хотелось, конечно.

- Мыша.
Картинка поплыла с бешеной скоростью назад, создавая эффект вертиго. Страшно укачивало от накатываемого ужаса и паники. Дыхание сбилось и только ухудшалось, выбивая из ритма еще и сердце. Глубоко и громко дыша носом, начиналось подобие панической атаки, в которой стремительно обмякло тело.
Пасть приоткрылась, откуда собирался прозвучать вопрос, но не вышло ни звука. Ни нотки. Голова немного дернулась, после чего целительница сглотнула вязкую слюну. Ведь ее действительно вот-вот бы стошнило.

- Но Мыша - это я… - пропищал тонкий тихий голосок.

Маленькая, крошечная Аделина стояла перед своим братом, потупив взгляд. Нет больше никакой крупной волчицы, нет никакого целителя, нет самоуверенности. Здесь, на просторной поляне покрытой мягким снегом, сидел тихий щенок, скромно подтягивающий свой хвостик. Полярная букашка опустила немного нос и украдкой смотрела на своего брата.
- Это же… ты?
Еще тише и нежнее продолжила, сделав шаг к Ровану. Возможно, впервые в жизни, в ее голове была тишина. Поток остановился и перестал сносить на своем пути все. Сейчас тревога стала отступать, а за ней прояснились звуки окружения. Скрипение веток. Отдаленный хруст шагов. Крик птицы.

Дель все еще приближалась, делая уже третий шаг. Медленно, боясь спугнуть момент, хрупкость которого невозможно было измерить. Подобно лани, боязливо ступающей по шумной траве, желая дотянуться до сладких ягод, она коснулась шеи гостя. Глаза стали медленно закрываться, полностью растворяясь в моменте. Нос поскользил в сторону, и Аделина уже щекой прижималась к теплой белой гриве. Рован все еще был таким же теплым и до сих пор пах гусиным пухом.
Как же я не почувствовала? Аделина сделала испуганный вздох, убеждаясь, что это был ее брат. Он был живой. Он стоял здесь. Напротив.
Голова двинулась обратно, затем уперлась лбом в подбородок волка и боднула его. Теперь растерла себя правой щекой о его грудь. Также медленно, также боязливо.
Целительница не переставала идти при этом, толкая волка назад. Сначала он сидел, потом сидел не прямо, затем полулежал и в итоге - она уложила его на спину. Натиск нежности вырывался из волчицы и ложился тяжеленным одеялом на брата. Вскоре напор стал сильнее. Все чаще поворачивая головой и прикладываясь то одной, то другой стороной, Аделина уже вертела хвостом подобно собакам в ее стае. Она кидалась от щеки к щеке, вылизывая теплым языком морду Рована. Прыгая с правой на левую лапу, волчица вытанцовывала безумие, пыл, жар, в котором она находилась, сопровождая все тихими потявкиваниями.
Это же ты? Это не сон? Ты? Это ты? Ты? Я не сплю? Это же ты? Это не сон? Ты? Это ты? Я не сплю? Ты? Ты?
Ей было страшно открыть глаза, поэтому с излишней силой она жмурилась, сжимала мокрые реснички, не переставая радоваться и светиться от встречи, которая ей, быть может, только видится в усталом бреду. Было неважно.  Она просто наконец была счастлива.

Её... оставили?
Она провалилась в воздушную яму, оставшуюся на месте Рована. Он выскочил, словно ужаленный, так быстро, что Аделина едва успела подставить лапы, чтобы не клюнуть носом в снег.
Помнишь же, да?
Лёгкая улыбка проявилась на её морде, но травница не стала выпрямляться сразу. Полусогнутая и глядя себе на лапы, она ощущала смешанные чувства. Получалось, брат её не узнал, но Аделина — точно не обозналась. Никто не знал, что она — Мыша.

— Вам нужно прийти в себя, целительница...
Нет, тебе!
Волчица не знала, как поступить, уже смущаясь своей искренности и радости. Наверное, была слишком взрослой, чтобы так себя вести? Или конкретно они уже не были детьми? Может, он иначе представлял в своей голове Аделину, которая... выжила?
Всё это неважно. Ты должен меня узнать, Рован!

Наконец, поднявшись на длинные лапы — такие же пропорционально длинные, как у Рована, — папины! — она всё ещё не поднимала головы, глядя под нос. Плюшевые ушки свисали вперёд, бросая тень на лоб. Возможно, так было лучше: брат не увидит, как сильно устала Аделина за последнее утро, дни, месяцы, за год. За всю жизнь без него. Ему не нужно видеть, что потерянная сестра так плоха. Наверное, ему и это тоже не понравится.
Она немного поджимала губы, сдерживая уже другую эмоцию, не радостную. Глаза плохо видели из-за избытка влаги, но всё тело не подавало сигналов готовности заскулить, как маленькая волчишка. Как же это называется? Нервный срыв? Наверное, накопившаяся усталость и особенно отсутствие сна раскачивали её по эмоциональным качелям, кружили голову и сознание.
Это же я! Губы поджались ещё сильнее.

Нависла пауза, неловкая. Было два варианта: сбежать в пещеру и заныкаться в дальний угол или...
Аделина, не глядя на волка, медленно начала его обходить, сохраняя дистанцию. Сначала робко и осторожно, а затем шаг стал легче, больше походя на игривое пританцовывание. Каждый шаг она сопровождала текстом.

~
Аделина грызла Рована за хвост до его писка, а затем получала по голове его большой лапкой. После он прыгал на неё, кусая и облизывая пушистые уши. Она пищала от смеха и щекотки, брыкаясь, словно маленькая козочка. Ушки неистово дрожали, а Мыша заливалась смехом, не в силах стерпеть натиск Рована.
Щенки были очень шумные. Таких шумных ещё стоило поискать во всей долине! Поднять пыль в пещере от своей беготни и разбудить спящего папу — задачка на каждый день.
Папа давно проснулся. Он лежал без сил после неудачной охоты, так и не найдя ресурсов для восстановления, но всё равно охранял слабеющей улыбкой своих детей. Рован и Аделина — прекрасные сильнейшие волчата, в которых он видел будущих великолепных волков, за которых будет пылать гордость. Они обязательно вырастут могучими покорителями снежных бурь. Для отца было бесценно видеть, что дети любят друг друга. Нет большего счастья, чем смотреть на своё дружное потомство. Быть может, только разделить это счастье с любимой?
Когда волк начал подниматься, дети остановили игру и с раскрытыми маленькими пастями смотрели на него. Эта картина одновременно умиляла и огорчала его. Такие маленькие крошки, такие маленькие зубки. Он не мог прокормить их в этот сезон, разбитый горем, своих любимейших щенят.
Он привычно лизнул каждого, не найдя в себе сил сказать ни слова, и покинул пещеру ради охоты.
Брат и сестра остались в тишине, вспомнив про голод и боль в животах. Но недолго. Вскоре Рован поднялся и отошёл от Аделины на небольшое расстояние.
— Я кое-что придумал! — он стал ходить по кругу, отбивая ритм лапами и запевая.
~

— Раз-два, в снегу нора,

Там сидит моя сестра.

Девять-десять — вот ответ:

Водишь ты, других уж нет!

—  Девять — десять — вот ответ: Водишь ты, других уж нет!
Их голоса теперь были отчетливо схожими.

Последние строчки Аделина произнесла, прыжком разворачиваясь к Ровану, выгибая спину и опустив грудь к земле. Она была готова игриво начать играть также как в детстве, ни разу не сомневаясь, что считалочка поможет. Но брат подобно тигру прыжком преодолел расстояние, уже стоя подле сестры. Волчица растерялась и по мере приближения брата поднималась выше. Нет, даже испугалась, слегла открыв пасть и стянув уши назад. Рован! Бледные глазки смущенно распахнулись, когда волк уже дышал рядом с ней.
Брат! Он вдохнул запах Аделины, будто подтягивая ее за собой. Она выпрямилась полностью, стремясь со своего роста к высоте брата. В ответ, она потянула голову вверх, к его шее. Теперь они касались друг друга, подобно обнимающимся.

Глаза устало стали закрываться, а на длинной морде проявилась спокойная улыбка. Аделина вернулась домой. Но Рован, стоило ему только начать говорить, отстранился. Мутные блюдца нехотя приоткрылись. Волк нервничал, неготовый или неспособный сейчас подобрать нужных слов. И не нужно. Сестра поддержала брата, присоединившись к его песне.
В отличии от него, ее голос не имел грустных нот. Она, подобно яркой летней птице, изливалась в сладком светлом пении. Ее голос был сейчас легкий и тонкий, обычно так воют нежные и маленькие волчицы, излучающие свое первое счастье и первые радости. Когда Аделина присоединилась к Ровану, вскоре, вместе с ними завыли и те волки, что находились неподалеку.

Дотянув до последних сил свой медовый вой, она замолчала и стала набирать воздух, но вскоре сбилась на тихий смех. Хвост загулял из стороны в сторону. Она воет вместе с братом!
Белая мягко посмотрела на гостя, немного задержавшись на его янтарных глазах. Не снится. Затем, целительница села рядом так, как она села в самые первые секунды их встречи — плечом к плечу. Волки вновь сидели, глядя вперед, на поляну.

— Значит, Рован, - с непривычным волнением в голосе она произнесла имя брата. Хвост успокоился. — Ты можешь помочь целителю стаи Призрачных следов, - Аделина, пытаясь сдерживать улыбку, потянула губы к ушам. Волчица продолжила изначальный диалог, театрально притворствуя, словно ни конфликта, ни последующего сумасшествия не было. — У нее давно была свободна позиция “любимый братик”, — после чего топнула одной лапой к нему и повела, играясь, оголенные резцы рывком в его сторону, укусив воздух возле подбородка Рована, два-три раза крутя головой. Пушистый хвост все же завелся обратно, да и волчица опять хихикнула. После она сразу прильнула успокоившаяся к его большому плечу, облокотившись о Рована. - Я и правда здесь целитель, Рован. И ты нашел меня так далеко... Из всех стай ты выбрал мою, - сонно и влюбленно она смотрела куда-то на небо далеко впереди. — Останься, прошу… Давай проведем время вместе? Дни? Недели?..

Глаза закрылись и Аделина слушала сердцебиение своего родного. Забавно, что она еще в первые секунды встречи почувствовала близость, проигнорировав ее причем. Незнакомый северный волк в ее голове уже тогда был “родным”, а затем — даже приметила его выдающуюся красоту. Прям как у нее!
Травница про себя хихикнула и улыбнулась, после чего потянула морду под подбородок Рована, застыв. Тепло.

— Мне было так одиноко все эти годы, - после паузы она начала, робко рассыпаясь в своем искреннем признании. — Где бы я ни была, с кем бы я ни была, мне так тяжело было думать о том, что стало с нашей семьей, - она все еще не открывала глаза и стала переходить на полушепот. — Вы стали исчезать из моей головы. Я совсем не помню маму, — замолчала.

Но недолго так просидев, Аделина выпрямилась и снова посмотрела на ту полянку, по которой сейчас не гуляли состайники волчицы, оставляя встречу приватной.
— Здесь я нашла новый дом и обрела смысл своего существования. Мне так хотелось умереть, я не хотела знать эту жизнь. И обрела вторую семью, которой я не позволю проживать то, что прошли… мы, — пауза. — Это хорошая стая.

Стая действительно хорошая, как минимум, так считает Аделина, а есть ли что-то важнее этого? Возможно, здесь не кузница воинов и не вершится холодная политика, зато есть фундаментальное и важное основание называться стаей. Такое место волчица представляла с самого детства и теперь является его частью. Весомой, как она считает.

— Предлагаешь остаться?
Это не было правдой. Вернее, целительница даже не смела об этом мечтать. Брат серьезно отнесся к шутке, и бледные глаза скользнули к нему. Косо глядя на сильную одиночку рядом, в душе бились сомнения. С одной стороны, она знала, каково жить и быть во власти себя, с другой — он был ее частичкой. Его вопрос подтолкнул Аделину к размышлениям, которых она не ждала.
— Я не думал к кому-то присоединяться.
И сразу мысли разбились в разочаровании. Невероятно, за долю секунды сердце наполнилось мечтой, как жизнь будет полна Рованом. Как они смогут разделять сон и обед, сколько бы она показала ему и сколько бы он поведал ей. Глаза скользнула обратно к утреннему горизонту.

— Дурочка. По твоему мнению я пять лет искал тебя, чтобы сразу же сбежать?
Аделина, когда они уже тесно сидели, не ответила, оставив свою печаль при себе. Сразу или нет, но рано или поздно брат отправится куда-то дальше. А имя матери не отдало эхом в голове, возможно, когда-нибудь позже проявит себя. Сейчас в центре, в самом фокусе был только северный гость. Он был живой.

— Местные считают ее сплоченной, хотя и… странной.
На этих слова целительница покинула уютную грудь брата, выпрямившись и глядя на него. Странная? Голова вопросительно наклонила в сторону. Возможно, он о собаках?
— Я бы хотел поговорить с вожаком.
И быстро живая эмоция покинула выражение Аделины, оставив только кривую дугу на губах. Грин.
Быть может, у вселенной точно есть баланс, где все дары не могут доставаться вместе? Но справедлива ли такая высокая цена — жизнь друга?
Как странно, что после сна в буре волчица вспомнала о семье и ясно ее увидела. Давно не посещающие видения заставили ее в тот день тревожиться, но теперь, выходит, они были вещими.
В голову врезалось странное ощущение, зудящее между ушами. Пустота на месте важной части памяти. Где же она была оставлена? С корнем вырванные глубокие, эмоциональные воспоминания о вожаке, все еще не могли достичь волчицу, спеша из божественного мира напрямую в Малый. Это не мешало переживать утрату, но полную свободу выражения Аделина пока не вернула.
— Как у вас все устроено? Мне разрешат приходить к тебе?
Сухо и сдержанно, не стесняясь и скорби в нежном голосе, она почти мгновенно ответила.

— В эту бурю наша стая понесла тяжелые потери. Как в нашем детстве. И пока что мы ищем альфа-волков. А также… прочих лидеров, — горечь посетила пасть волчицы, кажется, подкатываемая какой-то паникой в животе. Его стало сводить от страха и волнения, но волчица, не отвлекаясь на это, посмотрела в сторону — в те тени, которые как пчелки трудились за пределами поляны. — Сейчас лишь я и первый приближенный вожака остались оберегать Призрачные следы, — сглотнула и ненадолго призадумалась. — Мы охраняем наши границы, но мы не воинственны. Сейчас политика стаи направлена на поддержание одиноких волков, не только приглашая их присоединиться, но и проявляя взаимную заботу и сохраняя нейтралитет. Я и Правая лапа обсудим это, — Аделина замолчала и опустила морду вниз, смотря на свои лапки. Потом взгляд перешел к лапам Рована, которые по праву можно было назвать мощными лапищами в сравнении с ее. Их пальчики так близко, их коготки. Они сидят рядом. Сейчас. — Но… мне бы хотелось… чтобы ты остался со своей дурочкой, насколько сможешь, — уши немного прижались к голове, отдавая команду хвосту, спешащему подтянуться к его владелице. — Не представляю, насколько тяжелое время ждет стаю и… меня, — пауза. — Ты так мне нужен… Все эти годы.

Аделина уже давно не проявляла уязвимость, скрываясь в страхе быть поверженной и физически, и морально. Но последние несколько дней, начиная со схватки любимых, заканчивая пропажей весомой части стаи — чистый ад, которому невозможно сопротивляться. Все рассыпалось и больше не функционировало.