Я хожу туда-сюда: раздражённый, уставший от собственных мыслей. Что я упустил, где просчитался? Сначала потерял контроль, а затем и связь со своими детьми. Не со всеми, но и этих немногих хватило, чтобы ослабить меня, заставить почувствовать себя... беспомощно? Внутри закипает ярость, призванная заглушить отчаяние - бог не должен быть беспомощным! Но разве я могу иначе? Сначала живые, а теперь и мёртвые - все отворачиваются от меня, оставляя гнить в одиночестве.
Я чувствую боль, она разливается по грудной клетке, воплощая мою обиду. Я поднимаю волчью морду кверху, готовясь излить её в виде воя, обращённого ни к кому.
Я унаследовал от Нурелона любовь к волкам, но, в отличие от него, не получил любви в ответ. Я украл силу бога и создал новый вид существ, избавленных от лишних эмоций и мыслей, призванных любить меня одного. И я преуспел в этом! Я ПРЕУСПЕЛ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ!
Но прежде чем отрицание реальности поглотило меня, я услышал твой голос и посмотрел в твою сторону. Ты.
Я срываюсь с места, стремительно иду к тебе, бесцеремонно касаюсь твоей морды своей, затем прижимаюсь к твоей шее, сливаюсь с тобой разумом.
Серая кровь. Я роюсь в твоих последних воспоминаниях, перебирая их одно за другим, фильтруя, отбрасывая лишнее - ищу то, что даст мне ответы, а затем резко отстраняюсь в ошеломлении. Живой.
Живой... Сколько раз я пытался докричаться до вашего рода, сколько сил на это потратил - всё тщетно! Но ты сейчас здесь, передо мной, стоишь, готовый слушать. Но почему ты такой? Живой в Малом Мире и мёртвый в Тумане.
Я закрываю глаза и вновь погружаюсь в твои воспоминания, нахожу в них бурю и содрогаюсь от отвращения. Нурелон. Снова пытаешься меня чего-то лишить. Не в этот раз, Первый. Ты совершил ошибку, когда украл моих детей и ещё большую, когда направил ко мне своих.
Открываю глаза, смотрю на тебя с жадностью и хищно улыбаюсь. Я заполучу тебя, твою семью и вашу стаю, сделаю вас своими. Вы узнаете меня, поверите и станете питать мои силы, тогда я смогу... Но что это за взгляд? Я обделил тебя своей любовью?
Снова приближаюсь к тебе, на этот раз спокойно. Дружелюбно, даже бережно касаюсь твоей щеки. Я - твой дом и твоя стая. Со мной безопасно.
- Мионт. Не стоит бояться. Мой изначальный гнев никак с тобой не связан.
Говорю это и сам успокаиваюсь - твоё присутствие возвращает мне чувство контроля над ситуацией. Я уже знаю, что ты вернёшься в Малый Мир и наша связь оборвётся, но память обо мне будет жить, хотя бы частично. Ты сможешь поведать волкам о Втором боге, стать моим пропуском в их умы и сердца. Ты нужен мне, Мионт. Я должен показать тебе.
Я открываю твоему разуму картину - земля, которую живые зовут опасной - полна нежити. Они верны мне и друг другу, едины - не делят себя на разные стаи, не подвластны страстям, не способны на предательство.
- Разве мы не прекрасны, Мионт? Разве не должны мы щедро делиться с другими тем, что имеем сами?
Я снова чувствую волнение в груди, представляя, как жизнь покоряется моей воле. Я наберусь сил, встану во главе Мира и расширю его границы, как когда-то делал Нурелон. Я переиграю тебя, белый бог, я уже отнял у тебя почти всё, заставил живых позабыть о тебе. И пусть ты выкрал несколько моих созданий - однажды я заберу у тебя всех.

В сердце еще бешено билось желание сбежать прочь. От этого диалога, от драматичных обстоятельств, и от своего личного иррационального сознания. Запутавшаяся в своих намерениях, Аделина слышала лишь отголоски сейчас. Она не могла прочувствовать момент полностью, уже погруженная в эскапизм.
Интересно, на севере сейчас.. морозно?
Хотя неизвестно, чем бы отличалась погода от той, что бушевала вокруг укромной пещеры. Снежные барханы, быть может, выше? Или снег не такой рыхлый? Возможно, на снежной вате, не видевшей теплой земли, лежит толстая ледяная корка?
Аделина вспомнила лисят, любивших прыгать по сугробам. Эти малыши из раза в раз застревали  в наледи, а затем жадно кусали ее так, словно они маленькие жучки, пробующие сладкие листья на вкус. Там же промокали детские хвосты и уши, мамы ругали своих детей и забирали их на ужин. Волчицу приглашали то одни, то другие, но она оставалась гостьей на трапезе.

Но разум, пролетевший над былыми местами, о которых она иногда вспоминала, решил вернуться Домой. Сквозь расстояние и пургу. В эту пещеру. К любимым. Стали раздаваться голоса.
- …слабая стая - мертвая стая, Аделина… - волчица взглянула на Грина. Он был полностью прав. Ценой своего тихого счастья-несчастья, стаю ждет трудное бремя. В какой момент наступила эта ошибка? Утаив от своего вожака груз на юном сердце или быть может.. сохранив эти чувства, но выбрав другую стаю?
Расширяющаяся на плечах вина начинала давить к земле уставшее тело, и осанка уже становилась не та.
- я расскажу Кайсару, что сделал.
Уши сдавило от ужаса. Аделина не успела и до конца повернуться к Кассандру, как Остин выдумал себе какое-то дело. Именно сейчас. Этот переворот в обстоятельствах разбил избыточный драматизм момента, возвращая блуждающее сознание в настоящее.
Напоследок в Кассандра бросился укоризненный взгляд.

Аделина выскочила следом за Грином. Первое, что произошло - она получила по морде от ветра с такой силой, что вырвался нервный смешок. Уже затем, сквозь ледяную пелену, она увидела, как вожак говорил с новенькой. Та мгновенно исчезла в пурге. Ее изящный силуэт растворился, а следы быстро припорошило снегом. Была ли здесь Ракша вовсе или мы все в бреду?
Он стоял рядом.
Целительница шагнула к Грину и встала теперь совсем близко. Также, как они всегда стояли. Два состайника. Два друга. Двое близких. Она внимательно посмотрела  на блуждающий взор и затем на рану. Почти не болело, видимо. И рана не такая глубокая.
Он сказал лишнего, пытаясь пристыдить волчицу, на что она просто не могла злиться. Вожак был обязан это сделать. Было приятно понимать, сколько мудрости в этом волке, сколько внутренней силы. Каждое событие было уроком для травницы, она всегда училась на поступках Грина. Так было все годы вместе, в трудные и добрые времена.
Мечталось, как спустя время, они будут снова лежать вдвоем и привычно общаться. Кусая колосья вкусной травы или задорно завывая во время игры.
Но еще больше хотелось вернуть друга в тепло, в том числе и в тепло их общения.
- Пойдем.. Грин? Грин? - волчица начала обходить его, пытаясь заглянуть в глаза. Он что-то бормотал. - Я не слышу, что ты пытаешься сказать. Гри.. - Вожак двинулся вперед, прочь от пещеры, не замечая рядом свою травницу и, кажется, даже пургу вокруг. - Постой же ты! - никчемная попытка остановить не увенчалась успехом. Более того, Аделина клюнула носом в сугроб, комично поскользнувшись на ровном месте. Поразило другое - пока она поднималась из снежной ловушки, Грин побежал.
Груз слетел с плеч волчицы. Она рванула следом за своим вожаком. Ее стихия. Это один из лучших ее навыков - бежать по снегу. Нежить? Что там? Однако догнать широкоплечего волка стало не так просто даже для полярной волчицы. И быстро Аделина осознала, что происходит неладное с самим Грином. Пытается открыть пасть сквозь снежные пощечины. Последний рывок. Темнота.

Влетев в пустоту, та сила, с которой мчалась Аделина, оказалась чрезмерной. Не совладав с телом, в последнем рывке она расшиблась о землю. И спустя пару поворотов кубарем, не вставала. Так сильно хотелось скулить. Ведь это же был очередной сон, в котором ты падаешь и резко просыпаешься? Остин дома, Грин не презирает меня, нас не ждет крах…

Боль исчезла, оставаясь во снах, в забытом прошлом.
Где...
Тяжелыми движениями волчица поднималась медленно и устало. Невозможно дышать.
Голова потянулась в привычное положение последней. Ощущалось, что все это могущественное волчье тело плавало в густой жидкости. Возможно, в стеклянном шарике с блестяшкой на чью-то потеху. Только блестеть не хотелось.
Сонные глаза не в состоянии распознать за мутностью ничего, даже не пытались суетиться и искать знакомые образы. Они точно знали, куда смотреть. Идем.
Шаг. Еще шаг. Аделина неспешно скользила по неизвестной плоскости среди ничего навстречу Ему. Он раздавался в теле таким нужным сейчас. В нем хотелось укутаться и быть на века рядом. Просто быть без аргументов и причин. Не нужны были звуки и слова, чувства и вибрации. Эта крепкая связь, которая так нужна. Вот она. Просто возьми ее.
Образы стали четкими.

- Я здесь.

Не отрывая взгляда от фигуры Бога, ты напряжённо всматривался в каждую её деталь. Пытался уловить неуловимое: малейшее движение, намёк на эмоцию, даже едва заметную мимолётную морщинку, которая могла бы выдать его реакцию. Ты, переступая с лапы на лапу, чувствовал, как неопределённость сжимает твоё сознание. Мысли теснились, превращаясь в один-единственный вопрос, а затем распадались на сотни обрывков – бессвязных фраз, словосочетаний и даже отдельных звуков.

– Хороший вопрос, Мионт, – наконец произнёс Бог с лёгкой, почти со снисходительной усмешкой. – Почему-то волки так отчаянно цепляются за жизнь.

Его слова прозвучали как утверждение, но внутри они задели что-то важное. Ты не колебался – ответ уже рождался в твоём сознании. Осторожно вытянув шею вперёд, ты стремился быть ближе, но чувствовал, что шагнуть дальше без его дозволения было бы неуважительно.

– «Прошу прощения, дорогой Бог,» – начал ты твёрдо, хотя внутри всё ещё сомневался, имел ли ты право высказывается сейчас. –«Но разве вам не очевидно, насколько естественно для живых любить то, что им даровано?»

Сделал паузу, словно стараясь подобрать точные слова.

– «У смерти дурная репутация. Её боятся. Она кажется холодной, пугающей, её присутствие всегда сопровождается болью – физической или/и душевной. Жизнь же, напротив, – это чудо, это дар, и её так легко потерять. Оттого живые и цепляются за каждую возможность сделать последний вдох, за каждую крупицу счастья.»

Ты замолчал, но в этот момент почувствовал, что вы здесь не одни. Обернувшись, ты увидел белую волчицу, что показалась из густого тумана. На мгновение ваши взгляды встретились, и что-то внутри дрогнуло – её образ показался тебе до боли знакомым.
Ты не стал искать ее внимание – этот миг принадлежал Богу, но внутри тебя зародилось чувство, что вы не просто знакомы, а были связаны.

Её плавные движения, глубокие серые глаза, изящный изгиб морды – всё это разбудило в тебе воспоминания, что казались такими ярками, но картинок было не разобрать.

– Я здесь.

Звук ее голоса пронизал тебя до самой глубины души, пробудив забытые чувства и утраченные образы.

– Наставница... – хрипло прошептал ты, удивляясь, как просто эти слова вырвались из твоей пасти. – Я тоже рад видеть тебя.

– Давайте подумаем вместе. Как сделать этот мир лучше? Живые настолько отчаялись, что уже готовы объединяться, лишь бы дать нам отпор. Но за что они сражаются? Как мне кажется, их борьба – это лишь страх перед неизвестностью. Единственный способ развеять этот страх, помимо самой смерти, – это показать волкам, что на самом деле их ждёт. Сделать им... предложение.

Он жестом пригласил тебя прилечь рядом. Ты не посмел отказаться. Опустившись рядом с ним, ты собрал свои мысли и, посмотрев волку прямо в глаза, заговорил: – «Вы не правы, дорогой Бог, в самом корне вашего суждения. Прошу простить мою смелость, но мне кажется, вы не понимаете истинной ценности жизни.»

Ты сделал небольшую паузу, подбирая слова, чтобы звучать убедительно.

– «Вы показали мне единую стаю, единый разум. Не спорю, это прекрасная идиллия, но в чём смысл такого существования? Это конец. Точка. Никто не будет пытаться прыгнуть выше, потому что все головы на одной высоте. Зачем тогда стремиться? К чему двигаться?»

Ты перевёл взгляд на Наставницу.

– «Я помню, как одна белая волчица, которой я безмерно восхищаюсь, показала мне, что жизнь каждого существа важна. Даже самого маленького, кажущегося бесполезным. В этом сохраняется баланс. Жизнь – это линия, у которой есть начало и конец.» – Ты прочертил лапой невидимую линию в воздухе стараясь визуализировать свои мысли. – «Эта линия – это опыт, а опыт важен и для будущего, и для прошлого, ибо именно он делает жизнь ценностью. Добрый ты или злой, ошибаешься или творишь великие дела – всё это части одного целого. Живые ценят своё существование именно за этот опыт. А после смерти приходит новое поколение – со своими мечтами, трудностями, победами. Оно унаследует всё, что было сделано, и продолжит изменять мир.» –  ты остановился, делая вдох. – «Жизнь – это вечный прогресс. Она движется вперёд, и в этом её смысл. Смерть же уже совершенна. Но что, если позволить им существовать вместе, без борьбы за первенство?»

Ну, ну, Мионт, я же не экспонат какой, чтобы меня так пристально разглядывать. А впрочем, я не возражаю - любуйся мной, сколько твоей душе угодно, ведь я действительно шикарен.
Вы так умилительно робеете передо мной каждый раз. Смелее. Не буду же я обижать таких чудесных созданий. Посмотрите на себя! Вы замечательны!
Но я увлёкся. Я должен быть внимательным слушателем для своей идеальной семьи. У нас в семье не будет ссор и конфликтов, верно? О, возражения. Прекрасно. Слушаю, запоминаю. Закатываю глаза, слыша про твою радость от встречи с Аделиной. Да брось, как будто живой. Ах да, ты ведь и есть живой. Стискиваю зубы, едва заметно дёргается кончик моего хвоста - я немного раздосадован. Надо проявить терпение, это ведь правильно, этого ждут от хороших богов? Но как же тяжело тебя слушать, аж глаз немного подёргивается. Прищурю-ка я его ненадолго. Пока говоришь, бурчу что-то себе под нос.
...её присутствие всегда сопровождается болью – физической или/и душевной - зато потом не больно - жизнь же, напротив, – это чудо - а смерть, по-твоему, что?
И чем дальше, тем больше слов, тем сложнее мне проявлять напускную сдержанность. Не выдерживаю. Резко вскакиваю с места и снова начинаю ходить туда-сюда, раздражённо дёргается хвост, морда выражает неприятие:
- Нет-нет-нет. Мой дорогой волк, ну как же ты не понимаешь - ты так легко обесцениваешь смерть. Но чего стоит эта твоя жизнь, если убрать эту маленькую переменную, а?
Я поворачиваю к тебе морду. Я не злюсь, нет, я вдохновлён твоей речью, хоть и не могу принять твоих слов - ты снова видишь этот странный азарт в моих глазах. Я невольно облизал губу, готовясь продолжать наш сложный диалог:
- Представь себе вечную жизнь - ну это же скука смертная - вижу, что мой маленький шуточный выпад не произвёл на тебя впечатления. Ох уж эти живые. Я издал звук, похожий на кряхтение - ладно, будь по-твоему:
- Я о том, что там, где нет смерти - нет и ценности жизни. Зачем ценить то, чего никогда не потеряешь? Без меня... я осёкся, поняв, что сказал лишнее. Ну ничего, сотру это из вашей памяти. Потом как-нибудь.
- Без смерти мир был бы обречён на вечное страдание. Смерть - это покой.
По крайней мере так должно было быть в идеальном мире одного маленького белого бога. И так было бы, будь тот чуть более щедрым.
Ненадолго замолкаю, позволяя сознанию унестись куда-то далеко. Оно рыщет по Туману в поисках утерянных связей. Нашёл - яркий всплеск негативных эмоций. Не повезло тебе, старик, в отличие от тебя, я всё-ещё могу устанавливать с тобой контакт, когда ты особенно сильно уязвим. О, какая прелесть, кажется, у тебя возникли проблемы с моим детищем. А я ведь могу и добавить масла в огонь.
Молодец, Вольт. Хороший пёс.
"Нет".
Выкуси, Первый. На моей морде появляется злорадная усмешка. Но я отвлёкся.
Возвращаюсь к Мионту, встаю над ним как истукан:
- Ну вот скажи мне, чего тебе так не хватает? Мы ведь можем придумывать всякие интересные вещи вместе! Давай устроим лисьи бега? Кто добежит последним - того загрызём! Или можем добыть тебе какого-нибудь волчонка, наиграешься с ним вдоволь! Да я могу тебе даже оленя оживить - только скажи!
Нет? Как же с тобой сложно. Тебя не интересуют мои предложения. Ты всё ещё хочешь в свою маленькую развесёлую жизнь полную боли и переживаний.
Но что, если позволить им существовать вместе, без борьбы за первенство?
Ты просто не знаешь, что это значит для меня. Вы будете жить и умирать в своей колыбели, ничего не зная о том, кто делает вашу жизнь конечной, придавая ей смысл. Вы будете верить в Первого бога, доносить до него свои желания, надежды и мечты. Он будет купаться в лучах славы, наслаждаться вашей благосклонностью, а я буду "щедро" одарен тонким потоком силы - достаточной лишь для того, чтобы я был в состоянии выполнять свою задачу. Кстати, как там наш белый бог?
Вновь позволяю сознанию улететь на поиски, и как раз вовремя - где-то там Вольт готов рвать глотку моему обидчику. Ах, если бы только это имело смысл.
Так его, Вольт! Пусть знает своё место!
"Прочь."
Ну, пусть развлекаются. На этот раз того же злорадства я не почувствовал.
Мой хвост опускается. Я разочарован и немного огорчён. Перевожу взгляд на белую волчицу, может удастся в чём-то убедить её?
- Разве мы сейчас не объединены? Разве мы не боимся, что исчезнем?
- Конечно, мы объединены - с охотой отвечаю я - мы едины и не ссоримся по пустякам, как некоторые - в моём голосе слышно пренебрежение - но мы не боимся, чего нам бояться-то? Ведь я здесь для того, чтобы никто не исчезал - пытаюсь улыбнуться, но получается криво. Я чувствую внутренний дискомфорт от того, в какую сторону идёт этот диалог. Но почему-то не хочу его прерывать. Странное чувство.
В тебе я тоже это ощущаю - стремление жить, искру, которая не угаснет до тех пор, пока смерть не заберёт тебя в Малом Мире. Ты повторяешь движения живых, испытываешь сомнения. Эта мёртвая оболочка будто насмешка надо мной, она не сделает вас по-настоящему моими. Ты киваешь Мионту в знак солидарности и я понимаю, что этот бой уже можно считать проигранным. А затем ты произносишь слова, которые я никогда не хотел бы слышать:
- Страх смерти изолировал нас от тебя. Ты одинок из-за нас?
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле - кхм - я поспешно отворачиваюсь, чтобы не дать вам повода посмеяться надо мной. Натягиваю привычную улыбку на морду - получается болезненно, но через какое-то время помогает немного успокоиться. Не поворачиваясь, произношу фразу негромким голосом, в котором всё же слышится что-то... недоброе:
- Быть может вы хотите уйти? Выход сами найдёте?..
Вам не выбраться из Тумана без моего участия. Вы разнесёте вести обо мне, так или иначе. Не хотите сами, так я заставлю вас это сделать.

Отредактировано НПС (29.11.2024 04:51:09)

Чем дольше ты остаёшься в этом тумане, тем сильнее ощущаешь как тело и голова обретают странную свободу. Мысли, ещё недавно похожие на хаотично разлетающихся мотыльков, начинают замедляться. Ты чувствуешь, как они перестают метаться, находишь в себе силы остановить их и сосредоточиться, пусть даже на мгновение.

Воспоминания обгоревшими обрывками пробиваются всё чаще. Ты всё ещё не помнишь, кто ты, кем был, или был ли вообще. Но одно становится ясным: эти лапы когда-то ступали по мягкой траве и чувствовали прохладную свежесть утреннего ветра.

Теперь ты смотришь на чёрного волка иначе. Скептицизм, что зародился в тебе недавно, растёт. Разве боги так себя ведут? Резкие, почти суетливые движения, беспокойство в хвосте, напряжение в зленых глазах... Это всё больше напоминает обиженного волчонка. Его облик тускнеет. Прежний трепет уступает место сомнениям. Ты больше не готов бездумно верить его словам.

— Нет-нет-нет. Мой дорогой волк, ну как же ты не понимаешь?  Ты так легко обесцениваешь смерть. Но чего стоит эта твоя жизнь, если убрать эту маленькую переменную, а?

Ты всматриваешься в него, замечая, как он мечется, раздражённый. Однако в тебе больше нет страха обидеть черного волка. Напротив, ты ощущаешь странное спокойствие. Медленно поднимаешься на лапы. Твоё новое осознание даёт силы. Ты понимаешь, что можешь сомневаться, можешь спорить. Даже ослушаться. Страх обидеть бога больше не сковывает тебя. Ты сомневаешься в его природе.

— «Но, дорогой Бог,» — твой голос мягок, почти утешителен. Тебе нужно успокоить его, ибо он должен услышать и понять тебя. — «Вы вновь меня не слышите.»

Ты делаешь короткую паузу, наблюдая за его реакцией. Зеленые глаза смотрят куда-то сквозь тебя, и тебе не удаётся поймать его взгляд.

— «В своих словах я не обесценивал смерть,» — решаешь продолжить — «Напротив, я лишь указал на её завершённость. Смерть достигла своего идеала. Она абсолютна и неизменна. Ей некуда расти, нечего достигать. Это её природа, её предел. Но...» — ты делаешь шаг ближе — «Убирая эту переменную, что вы предлагаете взамен?»

Ты не ждёшь ответа. Ещё не время. Слова льются, будто нашли свою свободу, и ты горд этим.

— «Посмотрите на стаю иным взглядом,» — ты бросаешь слова как вызов, стараясь удержать внимание волка. — «Они гниют заживо, лишённые боли, лишённые свободы. Их умы захвачены одной-единственной идеей. Они цепляются друг за друга, но зачем? Какова цель их существования? Где их смысл?»

Твой голос крепчает. Осознание, что сейчас ты управляешь разговором, наполняет уверенностью.

— «Позвольте задать вопрос, который касается и вас. В чём смысл существования Бога? Вы бессмертны, непостижимы, так? Или, может, костлявая стоит выше вас и даже Бог не свободен от её влияния?»

Твои губы слегка дрожат. Ты чувствуешь желание улыбнуться, но тело ещё сопротивляется. Вместо этого твой взгляд становится ехидным, а слова становятся острыми.

— «Тогда в чём отличие Бога от смертных? И как его убить?»

Ты видишь, как что-то вспыхивает в его глазах. Странный, даже пугающий азарт. Ты делаешь небольшой шаг назад, зная, что он не причинит тебе вреда, но всё же не рискуешь.

— Представь себе вечную жизнь. Ну, это же скука смертная, — его голос звучит неожиданно легко.

— «Правильно ли я понимаю ваши слова, дорогой Бог?» — вопросительно склоняешь голову. — «Вы просто маетесь от скуки? И от этого пытаетесь вцепиться клыками в естественный ход вещей?»

— Я о том, что там, где нет смерти, нет и ценности жизни. Зачем ценить то, чего никогда не потеряешь? Без меня... Без смерти мир обречён на вечное страдание. Смерть — это покой.

— «Без вас?» — уточняешь ты. — «Вы и есть смерть?»

Он замолкает на мгновение, задумавшись, но быстро возвращается к тебе, возвышаясь как будто с новой уверенностью.

— Ну вот скажи мне, чего тебе так не хватает? Мы ведь можем придумать всякие интересные вещи! Лисьи бега, например. Кто добежит последним, того загрызём! Или я могу добыть тебе волчонка. Хочешь, наиграешься с ним?

Ты смотришь на него без ответа. Предложения кажутся глупыми. Он как будто загнан в угол и осознаёт это.
Опустив хвост, он наконец отводит взгляд и переводит его на Аделину. Ты ощущаешь приближение ещё одного гостя. Белая волчица с чёрным кончиком хвоста проплывает между вами и утыкается в плечо черного волка.

— Быть может, вы хотите уйти? Выход сами найдёте? — его голос звучит неожиданно тихо.

— «Вы так боитесь неповиновения, что готовы прогнать нас?»

Это то, к чему я стремился всё это время? Так ведут себя живые? И как ты только справлялся с этим, Нурелон - ума не приложу, они же едва выносимы.
Ко мне подходит изящная белая волчица и моё разочарование немного отступает. В конце концов, я готов принимать каждого до тех пор, пока меня не подводят. Волчица касается меня и я едва уловимо киваю:
- Добро пожаловать, Шельма. У нас тут небольшое собрание, как видишь. Располагайся.
Я замираю и думаю о чём-то, одновременно слыша и наблюдая за всем происходящим, а заодно и проверяя, что там творится в головах у моих гостей. К счастью, моё сознание может делиться на бесконечное количество потоков, чем я с удовольствием пользуюсь.
Мне не обязательно смотреть, чтобы видеть, как ты встаёшь, Мионт. Похоже, иллюзия смерти совсем отпустила тебя и теперь я имею дело с твоей настоящей сущностью. Что же, раз ты считаешь, что можешь сомневаться во мне, я позволю себе усомниться в необходимости держать тебя здесь в целости и сохранности.
Но сначала я удовлетворю твоё любопытство.
Ты становишься всё решительней, делаешь шаг ко мне, но затем всё же отступаешь - ну и правильно, маленький провокатор. Считаешь себя самым умным. Что же, в эту игру я с удовольствием сыграю.
Я создаю множества себя и моё множество начинает кружить вокруг тебя непрерывным кольцом. На каждой морде - ехидная улыбка, в каждой паре глаз - шаловливый огонёк. Неужто ты и правда решил, что можешь бросить вызов Шуту?
- Боги не бояааааааааатся - эта фраза растекается по твоему разуму и эхом отражается в голове - мой голос становится громче, раздваивается и будто накладывается один на другой с разницей примерно в половину секунды - Цель нашего существования, моя маленькая прелесть, в том, чтобы сохранить столь обожаемую вами жизнь, но твоей красивой разноцветной головке будет сложно удержать эту мысль - кольцо из меня сужается, с каждым кругом всё сильнее приближаясь к волку - Мы существуем для того, чтобы мир не схлопнулся, уничтожив всё, что тебе так дорого. Я думаю над твоим вопросом и усмехаюсь, понимая, как ты близок к истине - сейчас я играю и наслаждаюсь этим действом, моё наслаждение в полной мере отражается на каждой из моих морд - Ты прав, Мионт, боги не свободны от смерти. Но не будет нас - игривый оскал - не будет и ваааааас - снова растягиваю слово, наслаждаясь представлением. Ты же хотел его, я только рад поддержать инициативу - А моё убийство, Мионт - делаю театральную паузу - тебе не по зубам.
Кольцо сомкнулось и мои копии влетают в волка, растворяясь в нём, а вместе с ними растворяется и вся его молодость - Мионт начинает стареть на глазах, его морда покрывается сединой, шерсть становится более редкой, в некоторых местах проступают проплешины, тело дряхлеет, теряя упругость и подтянутость, часть зубов выпадает, зрение и слух становятся значительно хуже. Я отхожу от тела старика, который явно доживает последние дни своей жизни, не забыв при этом порвать свою связь с ним - пусть наслаждается процессом в полной мере, раз уж я ему не нужен.
- Главное, не обмочись под себя - у стариков это бывает - у живых это вроде как считается унизительным, да? - Захочешь обратно - умри.
Тебе повезло, что я не занимаюсь таким в Малом Мире и вернёшься ты туда в нормальном состоянии, иначе мне пришлось бы просить Нурелона вернуть тебе молодость. А вот фигушки ему, а не мои просьбы. Надеюсь, это яркое воспоминание послужит тебе уроком. Кстати об уроках. Что насчёт твоей наставницы? После такого живого разговора с Мионтом её молчание кажется мне чем-то необычным. Как будто не хватает деталей. Будто я... хочу ещё.
От меня не укрылось то, как отчаянно ты сражаешься с собственной осознанностью, как кусаешь свой хвост, в надежде, что это поможет. Но я чувствую, что не помогает - в тебе сохранилась привычка жить, настолько сильно, что мне пришлось бы низвести тебя до уровня первичной нежити, чтобы избавить от неё. Вот только толку мне в этом нет, да и тебе тоже.
Я скривился. Дёрнулась губа, приподнялась, затем вернулась в привычное положение. Нерешительность. Моя. Я медлил, изучал, ждал и думал, периодически касаясь твоего сознания, но эти прикосновения становились всё более осторожными. Мне не хотелось повредить то, что я ощущал. Ты, что... сочувствуешь мне?
Я озадачен. Взгляд, брошенный украдкой, грусть. Не надо так со мной, ведь мне снова захочется поверить в лучшее, чтобы потом опять разочароваться.
Тишина оглушает меня. Если я сделаю это сейчас, пути назад уже не будет. Две белых волчицы. Два белых призрака моей надежды. Так тому и быть.
Я касаюсь разума обеих волчиц и медленно истончаю свою связь с ними.
- Когда волчата рождаются мёртвыми, их родители скорбят о потере. Они не знают, что в ином случае их щенков ждала бы голодная смерть - я знаю.
Связь становится тоньше.
- Когда волк умирает молодым, родственники скорбят о нём. Они не знают, что в ином случае ему пришлось бы терпеть боль всю свою жизнь - я знаю.
Ещё тоньше.
- Я хранил равновесие с первого дня своего существования. Защищал вас от полного исчезновения. Делаю это по сей день.
Ещё.
- Но вы не знаете меня. Что же. Пришло время познакомиться. Шут, бог смерти. Второй бог.
Моя связь с вами оборвалась. Я вижу перед собой двух живых волчиц. Чего ожидать мне от вас теперь?..

Отредактировано НПС (02.12.2024 05:20:05)

Мягкие, бесформенные мысли в усталой голове перестали перекатываться с каждым покачиванием. Всё кончилось. Одним махом заложило уши, стало мокреть в пасти и зазнобило. Тело наполнилось жизнью и воспоминаниями — тяжёлым грузом, прибывающим в пустую гавань сознания. Всё больше и больше информации наполняло не только голову, но и нервные окончания. Шевелить хвостом. Расправлять пальцы. Дышать.
У пустоты вокруг появился звук — сильно звенела тишина, но запаха не было. Как травница, волчица ощутила неестественность места, где она находилась. Бесконечное Нигде удалялось в любую из сторон, не оставляя возможности зацепиться взглядом хотя бы за маленькую деталь. Это место напоминало ловушку. Оставаться здесь, в этом пространстве, с могущественным Богом уже само по себе было ловушкой.
Появившийся пульс и давление мешали сосредоточиться на мыслях. Избыток жизни в теле. Поражало, насколько хрупким было её существо. Этот контраст стал особенно ощутим после того, как она побывала в теле бездушной машины.

Аделина в своей непоколебимой позе смотрела на Шута. Это точно был он — лидер нежити, тот самый неизвестный чёрный волк. Они провели здесь, в этом угрюмом месте, приблизительно бесконечность. Всё, что происходило здесь, догоняло её свежее сознание: насмешки над Малым миром, пылкие слова Мионта, никчёмные отмазки про трусливых богов.
Каждая часть упущенного диалога всё сильнее будила в целительнице новые ощущения, которых она, возможно, никогда ранее не испытывала. Бешеными, горячими глазами Аделина вцепилась в выражение на морде Шута, поражённая его самомнением.
Шельма была рядом, что не давало спокойствия, но привносило в обстановку ноту смелости. Аделина уважала и по-своему любила её. Но сейчас эти формальности не значили ничего. Оживлённая травница была поглощена только её словами и адресатом. Волчица из стаи Ядовитого Тумана была права.
Хватит.

Почти не моргая, расширяя ноздри в медленном глубоком дыхании, Аделина визуализировала перед собой ужасные, жестокие сцены последнего года.
Эта беспрерывно проливаемая кровь. Кровь живых и не тлеющая кровь мертвых. Страшные страдания и изувеченные судьбы. То, что приходилось переносить целителям, теперь ничуть не уступало судьбе воинов. Они страдали вместе с теми, кто сторожил покои больных. Они, не жалея сна и себя, сгибались над телами уязвимых, стремясь сохранить в них жизнь. Сколько раз им приходилось оплакивать каждого ушедшего. Каждого. Целители жили в цикле смерти, постепенно забывая радость жизни.
Затем волки стали рвать своих любимых, проходя это проклятое испытание. Рвать, кусать, уничтожать. Всё самое дорогое и ценное доживало последние секунды в кругу близких. Страшная ирония.
Аделина медленно встала и сделала шаг к чёрному волку. И, не опуская головы, смотрела на Шута сверху вниз. Её пробудившийся властный и томный голос зазвучал:
— Мы больше не умираем — мы оживаем и разрушаем. Таково твоё творение? Ты не дал миру равновесия, ты дал миру уродство. И обесценил этим сам себя. Ты сам отнял у мира смерть. Ты строишь свой мир из страданий, но что останется, когда они иссякнут? Ты будешь пустым. Таким же пустым, как мир, который ты создал. Ты — не повелитель неизбежного конца, ты — всего лишь творец пустоты. Ты хотел доказать свою значимость, но сам уничтожил всё, что делало тебя богом. Ты забыл: там, где нет смерти, нет и страха перед ней. Я не боюсь Бога Смерти. Я боюсь только глупых богов.

Конечно, она боялась, как должно было бояться любое существо, способное мыслить. Но этот страх был слабее, чем мысль о том, что круг страданий не завершится. Ядовитую змею нужно было кусать, как мангуст — крепко.
Аделина, почти не поворачивая морды, косо взглянула на старика.
— Разве ты не слышишь в его смехе отчаяние? В его глазах — не злорадство, а тоска. Он завидует другому богу не потому, что ненавидит жизнь, а потому, что она любима. Он заблудился, но разве это не делает его ближе к нам? Мы ненавидим смерть, потому что боимся её, но разве он виноват, что мы не умеем её понимать?

Аделина повернулась к Шуту.
- Ты знаешь, чего ты хочешь?

Я никогда не оставлял своих детей. Не важно, была ли это крепкая нежить, или едва способный держаться на лапах мертвец - я делил с ними себя и поддерживал каждого, умерщвляя лишь тех, кто уже совсем не мог функционировать. И даже с ними мне было тяжело расстаться.
Разрыв с Мионтом прошёл для нас обоих безболезненно, ведь волк на тот момент успел осознать себя настолько, что уже не мог считаться частью моей стаи. Но с Шельмой всё оказалось сложнее. В первые мгновения после потери связи меня окатило её чувствами так сильно, что я оторопел. Глаза волчицы наполнились слезами и что-то во мне было готово откликнуться на её боль. Но наводнение прошло у нас обоих, самка посмотрела на меня с удивлением, затем сделала шаг ко мне навстречу, а я поспешно отстранился. Несмотря на все мои стремления понять жизнь, приобщиться к ней, первые контакты с живыми оказались для меня испытанием. Улыбка Шельмы вызывала у меня недоверие и я ответил на неё оценивающим взглядом, пытаясь понять, в чём же подвох.
Удивительно, как быстро стало неуютно в этом маленьком уголке искажённой реальности.
Впрочем, какой-то явной враждебности от волчицы не исходило и мне хотелось ответить на её вопросы.
- Но зачем издеваться над мертвыми? Я правильно понимаю, именно ты виновен в появлении нежити?
По выражению моей морды в этот момент можно было легко догадаться, что я испытываю недоумение, что подтвердилось моим встречным вопросом к самке:
- Издеваться? Виновен?
Право-слово, как можно винить в чём-то творца? С тем же успехом можно сказать, что Нурелон виновен в сотворении жизни. При чём, надо отметить, вечной, а жизнь, как известно в узких кругах - это страдание. Вечное страдание, получается. Жестоко, ничего не скажешь.
Я усмехнулся своим мыслям, следующие вопросы заставили меня вновь посерьёзнеть.
- Зачем? Из-за твоего одиночества? Желания быть в стае?
- Я неотделим от своей стаи, Шельма - смотрю на белую внимательно, пытаясь понять, какой отклик находят мои слова в её душе - мертвецы не страдают от одиночества. Нежить не чувствуют боли ни внутри, ни снаружи, ей не страшны потери и неведомо отчаяние. Ты знаешь, о чём я говорю, ведь ты была частью нас. Частью меня. - я делаю небольшую паузу, затем продолжаю - но доля правды в твоих выводах есть. Я лишил их того, что беспокоило меня. Отрезал, вырвал, растворил. Теперь нет поводов для беспокойства.
Точнее не было, до тех пор пока к некоторым из них всё это не вернулось без моего ведома. Но я разберусь, в чём дело и решу эту проблему.
Я чувствую напряжение, вспоминая о потерянных детях. У меня нет сомнений в том, что в этом как-то замешан Нурелон и мысли о вероломстве Первого вновь вызывают во мне гнев.
- Или ты хочешь быть равным тому, Первому? Он же тоже Бог, только жизни?
Я слышу жалость в твоём голосе, но меня раздражает то, что ты сравниваешь меня с ним так, будто я чем-то хуже. Я отвечаю более резко, чем раньше:
- Нурелон, ты хочешь сказать? Первый - выплёвываю это слово - Да, он определённо бог. Бог забывчивости. Он создал жизнь, но забыл о смерти, создал меня, но забыл дать возможность общаться с вами.
Я пренебрежительно фыркаю, давая понять, что не питаю к белому богу ни капли уважения.
- Жизни радуются... И гораздо больше чем смерти.
- Дело не в том, что мне не рады - уже рычу я, повышая голос - Дело в том, что меня не слышат! Всё можно понять и объяснить. Всё, даже смерть!
В очередной раз начинаю ходить туда-сюда, злобно зыркая на Аделину, которая тем временем тоже подала голос. Она буквально вгрызается в меня взглядом, наполненным решимостью указать богу на его ошибки. Мои уши прижимаются к голове, но я не угрожаю самке, а лишь ускоряю свои движения, регулируя гнев с помощью физической активности. И она туда же, что их так тянет ко мне подходить, разве у живых не принято ценить личное пространство? Но волчица уже рядом, смотрит сверху вниз, благо мой образ не слишком высокого волка позволяет ей это делать. Я останавливаюсь перед ней, смотрю в серые глаза, готовясь дать словесный отпор, но в этот момент слышу пение старика и невольно поворачиваю морду в его сторону, вспоминая услышанную ранее фразу:
«Если мир схлопнется... мне уже ничего не будет дорого, как и я никому не буду дорог. Будет только пустота, славный Боже, так чего мне бояться?»
Уж не по этой ли причине ты так хочешь найти способ продлить жизнь, Мионт? Я видел это стремление, когда копался у тебя в голове. Так что же для тебя важнее сохранить - любовь других или твою способность кого-либо любить?
Старик начал петь, целительница покосилась на него, а мой гнев тем временем отступил. Всё-таки было в живых что-то, что неизменно выводило меня из равновесия, но оно же и помогало прийти в себя - их удивительная, прекрасная в своей наивности непосредственность. Они говорили что думали, искренне, давая волю всему, что таилось в душе. Возможно, именно за это Нурелон полюбил волков? Именно это привлекает в них меня.
- Целую тебя в жопу, чёрный. Надеюсь, стало легче.
Я усмехнулся. Действительно стало легче.
- У тебя специфичные вкусы, Мионт. Но кто я такой, чтобы осуждать?
Но диалог ваш мне показался весьма увлекательным. Вы кое в чём заблуждаетесь, теперь я вижу это ещё более ясно. Вы запутались, потому что не знаете всего, что вам нужно знать. Ловлю взгляд Аделины - он всё ещё суров, но я уже совсем спокоен.
- Вы видите лишь то, что вам доступно. Отсутствие связи с богами ограничило ваш обзор. Удивит ли вас то, что вы первые живые, с которыми мне удалось поговорить с момента моего появления в этом мире? Да, Мионт - бросаю нейтральный взгляд на старика - не я ваш создатель. Вы созданы не по моему образу и подобию, но ответственность за вас почему-то должен нести я. И это вы меня не замечаете.
Неожиданно для себя я перешёл из защиты в наступление. У меня впервые за столько лет появилась возможность высказаться перед живыми и я не мог ей не воспользоваться.
- Вы здесь не по моей воле. Нурелон пытался призвать вас к себе, но я встал у него на пути. Не буквально - сейчас мне нет до него дела - просто сил у меня больше, а этот Туман и вовсе искажает все поступающие в него импульсы. Не важно. Суть в том, что вас здесь не должно было быть. Но раз вы здесь, то слушайте.
Вы уже заметили, что Туман пришёл в движение. Моё "уродство", Аделина - это единственное, что не даёт ему пожрать Малый Мир. Ты не ослышалась, нежить спасает Мир от уничтожения. Потому что равновесие, как оказалось, не такая простая шутка. Создавая что-то, боги вкладывают в это часть себя в надежде, что это к ним вернётся в большем объёме. Нурелон должен был накопить сил и потихоньку расширять границы Мира, но он так увлёкся игрой в "одного из вас", что забыл наделить вас способностью умирать. Когда я появился, в Малом Мире царил хаос, волки буквально помирали от голода из-за тотального перенаселения, в то время как ваш "хороший" бог отказывался брать на себя ответственность за это. И я помог. Всё пришло в норму. Вот только обо мне никто и знать не знал. А я ведь просил Первого, просил по-хорошему...
Во мне снова начинает клокотать чувство несправедливости, воспоминания яркими образами возникают в голове. В глазах зажигается недобрый огонёк, а тело, в ответ на мои мысли, напрягается, но я вовремя вспоминаю о своих терпеливых слушателях и продолжаю:
- Делиться Нурелон не захотел, так что я взял причитающееся мне силой. Но даже это не помогло, вы так и не могли меня слышать. Бог не должен оставаться один, без последователей он погибнет вместе с Миром, к которому привязан. Используя силы Нурелона, я пытался создать новую жизнь, но потерпел поражение. Тогда я преобразовал смерть.
Я улыбаюсь, думая о своей стае. Нежить для меня прекрасна. Едина и совершенна.
- Пожалуй, вы стали жертвой обстоятельств. С помощью нежити я удерживал Туман, но сейчас что-то пошло не так и уже не всё под моим контролем. Поэтому я предлагаю вам сделку. Прежде чем отказываться, решите для себя, что важнее - ваша гордость или спасение Мира?
Я смотрю на вас с неподдельным интересом. Хочу знать, какой повод вы готовы выдумать, чтобы отказать мне. Или всё-таки решите согласиться? Это будет любопытно.
- Я верну вас обратно в Малый Мир - целыми и невредимыми. Даже Мионта - я усмехаюсь - таким же молодым и горячим, как раньше. От вас же я хочу огласки. Говорите обо мне, думайте обо мне, обращайтесь ко мне. Пойте мне свои песни, несите свои мысли и сокровенные желания. Посвящайте мне что-то, что для вас важно, оставляйте свои дары - и если вас станет достаточно много, я услышу, откликнусь и помогу. Я смогу даровать жизнь после смерти желающим - выразительно смотрю на Мионта - или - перевожу взгляд на Аделину - подарить покой тем, кто не хочет "возрождения". С помощью ваших сил я удержу Туман. Но если откажитесь...
Я делаю вдох и закрываю глаза. Губы растягиваются в блаженной улыбке. Я вижу полчища нежити у границ трёх стай. Мертвецы терпеливы, они знают, что ещё не время для очередного пополнения своих рядов. Но это время обязательно придёт.
- Я возьму силы из других источников. Менее... живых.
Мой намёк абсолютно прозрачен. Мои слова даже можно воспринимать как угрозу. Как никак я же злой бог для вас.
- Ах, да, чуть не забыл. Мою прекрасную стаю всё же надо будет иногда пополнять - тут уж ничего не поделаешь, я же не могу дать своим детям умереть, иначе какой был бы из меня отец? Но я бы мог, скажем так, сделать ваши встречи с моими творениями более редкими. И к тому же у вас появится шанс попрактиковаться в дипломатии. Вы, возможно, не заметили, но всё это время мы с вами болтаем на языке нежити. Вернувшись обратно вы будете кое-что помнить об этом разговоре и получите основы для изучения нашего гррррубого языка.
Я улыбаюсь. Абсолютно дружелюбной улыбкой.