• Имя [кличка]
Габриэль. Габ, Гэйб.

• Пол [без линолеума и паркета]
Самец.

• Возраст [в пределах разумного]
5 лет на момент смерти.

• Характер [не менее 6 строк]
Едва ли что-то сохранилось в характере Габриэля теперь, по ту сторону. Поэтому давайте взглянем хотя бы на воспоминание о том, каким он был при жизни.

А был он тем ещё повесой. При всём своём природном обаянии и открытости волк мог бы быть душой любой компании и иметь уйму друзей – всё портил только поганый характер. Гэйб был зверем эгоцентричным и наглым, стремящимся к удовлетворению исключительно своих потребностей. Окружающие в большинстве своём казались ему серой посредственностью, не стоящей того, чтобы тратить на неё силы и время. И хоть напрямую он этого никому не заявлял, поведение волка говорило само за себя: высокомерный взгляд, небрежность в общении, будто его отрывают от дел и заставляют отвечать насилу, против воли. Конечно, кто бы не чувствовал себя после этого никчемным, навязчивым и неинтересным? В общем, близких друзей у Габриэля не было, да и не сдались они ему. Пренебрежительность отталкивала от него, а обаяние притягивало – всё это было сдобрено какой-то мощной звериной энергией – животный магнетизм, не иначе. Познакомившись с этим волком, ты либо влюбишься без оглядки, либо возненавидишь – но равнодушным не останешься точно.

Теперь же почти всё, что было в волке, умерло. Осталась неиссякаемая энергия. Лежать апатично на месте он фактически не умеет – всё время в движении, а ведь теперь и устать нельзя. Ходит, бегает, охотится на дичь, которую не нужно есть, и разрывает её на куски, выплёскивая накопившееся. Теперь вокруг Габриэля стягиваются не живые поклонники, а мёртвые – но вниманием он всё так же не обделён. По нему сразу видно – он знает, что делать, куда идти, как и зачем. Жестами, звуками волк виртуозно научился управлять своими почитателями – забавно, что до живых ему дела было меньше, чем сейчас до мёртвых. Сила в единстве, а цель кристально ясна, и это даёт силы и мотивацию. При этом, будучи стратегом и координатором действий окружающих, Габриэль никогда не остаётся в стороне – он непременно в первых рядах, в гуще событий. Уже не пытается переложить свои обязанности на других, а выполняет их с удовольствием.

К другим мертвякам относится равнодушно, это не изменилось и после смерти. Большинство из представителей нежити менее разумны, а потому вызывают у волка презрение: ползают бесцельно, пучат глаза в никуда, жалкие и никчёмные создания. Как не замечал Гэйб ценности и привлекательности в живых, так не видит этого и в мёртвых. Зато теперь у него самого нет недоброжелателей – едва ли кто-то из окружения в состоянии оценить и осудить его качества. Зато от ощущения целостности и единства мёртвой стаи – как слаженно и чётко они работают на охоте, как единодушно стремятся к общей цели! – волк ощущает воодушевление и прилив сил. «Полководец» из него вышел отличный, растрачиваемый попусту при жизни потенциал сейчас пришёлся к месту.

Габриэля не назовёшь особенно лютым, его не сжигает изнутри ярость, как других. Он не испытывает ненависти ни к мёртвым, ни к живым – по крайней мере, до тех пор, пока не появится предлог. Уравновешенностью волк не отличается, и спровоцировать его не сложно – попасться под лапу в неподходящий момент, необдуманно проявить агрессию по отношению к нему. И со всей присущей нежити свирепостью он набросится на вас и, вполне возможно, прикончит. Негласный закон о неприкосновенности собратьев не позволяет наносить значительные увечья другим мёртвым, но в процессе дисциплинирования и воспитания подопечных мертвякам от Габриэля иной раз достаётся. Случаются периодические вспышки агрессии – как клапан, позволяющий выпустить пар после долгого бездействия. И агрессия эта может быть направлена против любого, оказавшегося поблизости, ну а если никого нет, волк просто начинает метаться из стороны в сторону или мчаться сломя голову в случайном направлении.

Но чаще всего Шут направляет энергию Габриэля в более полезное русло. Охота за живыми оказалась единственным развлечением и доступным способом приложить все известные навыки охоты и боя, и волк постоянно совершенствуется в этом. Порой наблюдает часами, по-новой перенимая привычки и повадки живых волков. Смерть обнаружила в нём новые нераскрытые ранее качества – усидчивость, терпеливость, любознательность. Он учится, как малый волчонок: сначала понял, что его дёрганные движения никуда не годятся; хоть и забыл, как раньше был ловок и изящен, невольно старается вернуться к тому состоянию – жалкая тень прошлого, но всё же лучше, чем ничего. Постоянно, напряжённо вслушивался в разговоры, запоминал и воспроизводил наиболее часто повторяемые слова, стараясь сопоставить их с реакцией собеседника. Вот один патрульный сказал другому «сюда», а тот подошёл. Полезное слово, надо выучить. А как приятно нападать и убивать! Кажется, что сердце бьётся быстрее, хотя оно не бьётся вообще. И как будто какая-то недостающая часть встаёт на место, как нашедший место кусочек пазла – и по этому глубокому внутреннему удовлетворению Габриэлю становится понятно – он делает то, что надо, то, для чего он создан.

• Внешность [не менее 6 строк]
При жизни Габриэль был завидным красавцем в своей стае – волчицы за ним табунами ходили. Высокий, статный, крепко сложённый, но при этом все его движения сквозили изяществом – едва ли не аристократическим – и одновременно буйной энергией, что изливалась из него непрерывным потоком. Даже стоять на месте у него не получалось спокойно – поводит носом, переступает с лапы на лапу, как горячий жеребец – чуть ли не на дыбы встаёт. В этом он и сейчас практически не переменился.

Густая шерсть Габриэля была насыщенного рыжевато-бурого цвета, уже этим он выделялся среди монохромных собратьев. На загривке она была темнее, поджарое брюхо же - персикового оттенка, как и нижняя часть морды. Тёмный кончик длинного, вечно в движении хвоста. Длинные лапы к ступням тоже постепенно темнеют. Тёмно-коричневые уши. Но прежде всего – глаза. Глаза, как два горящих изумруда во всём этом ржавом пламени, они, всегда полуприкрытые – хитро ли, томно ли – притягивают взгляд, от них не оторваться. Сочный цвет зелени в разгар жаркого лета. И голос – мурлыкающий, с хрипотцой баритон, обволакивающий и манящий.

После смерти облик Габриэля изменился – не то чтобы разительно, на самом деле узнать в нём того самого сердцееда совсем нетрудно… и всё же чего-то не хватает, как будто что-то в этом образе надломилось, искривилось, как треснувшее зеркало – смотришься в него, и тебя захлёстывает ощущение мучительной неправильности.

Для трупа он содержит себя, на удивление, в хорошем виде: матово-потускневшая, не блестящая шерсть – всё тот же костёр, присыпанный, правда, пеплом. Слиплась в нескольких местах, частично скрывая незатянувшиеся раны. Левый бок Габриэля покрыт глубокими, рваными ранами – видно влажную мускулатуру, висящие лоскуты шкуры и изогнутые белёсые когти рёбер. Впрочем, если изваляться этим боком в грязи, смертельные раны станут не так заметны, если не подходить на расстояние прыжка и не вглядываться. Такой маскировкой удобно пользоваться при заманивании жертв. Морда очень кстати сохранилась в целости.

В походке, прежде танцующей и плавной, появилась резкость – теперь мышцы отказываются полностью подчиняться капризам хозяина, и пышущая энергия словно бы пытается пробиться в каждом шаге. Со временем он сумел заставить своё тело по мере возможностей вернуться к старым привычкам живого, и со стороны это выглядеть может ещё более жутко: волк вроде бы скользит, но это изящество какое-то рваное; вот он сделал по-волчьи плавное движение – и тут же оно сменилось рывком. Возможно, именно похожесть на живого вызывает у смотрящего на него глубокий, подымающий шерсть дыбом страх. Своеобразный эффект зловещей долины – вы можете обманывать себя сколько угодно, но ваш мозг уже распознал – это не живое существо.

Из голоса, который Габриэль подаёт нечасто и исключительно ради заманивания живых – исчезли приятные уху мурчащие нотки. Глаза – едва теплящиеся угли, отблеск былого огня. Они не кажутся мёртвыми и опустевшими – но это лишь иллюзия, которую Габ умело использует при зрительном контакте с жертвой: словно передатчик, настроенный на особые частоты, он наблюдает и перенимает мимику того, на ком сосредоточен, пародирует, изображая реальные эмоции – страх, тоску, ярость. Это приводит в замешательство. Он и впрямь научился вести себя с живыми – мозг волка, сохранивший усечённую способность мыслить и анализировать, привёл его после месяцев своеобразной акклиматизации в мире мертвецов к алгоритму поведения, максимально способствующему достижению главной цели всей нежити – пополнить свои ряды теми, чье сердце ещё бьётся. Он подходит плавно, уверенно. Он поворачивается здоровым боком, скрывая то, что поспособствовало его кончине. Он говорит – нет, настоящим разговором это назвать нельзя, но попытка пародировать речь живых после долгого наблюдения за ними позволяет выдавать отрывистые, едва разборчивые слова, смысла которых сам мертвец не понимает. И он бросается. Валит на землю и перегрызает горло, или позвоночник, или вспарывает брюхо, иногда отпуская добычу побегать ещё немного перед тем, как сдохнуть.

• Биография [не менее 10 строк]
Габриэль родился в стае Серой крови и был единственным волчонком у уже немолодых родителей, поэтому его порядочно избаловали. Потакание прихотям мелкого не вязалось с общепринятыми правилами поведения в стае, и щенку часто прилетало на орехи, на что он оскорблялся и возмущался несправедливости – кто и с какой стати может помешать ему делать, что хочется? В конечном счёте, подавить его авторитетом мог уже только вожак, но у него и других дел по горло было. Со сверстниками Гэйб активно дрался и играл, часто устраивал заварухи, тащил их всех за собой куда-нибудь на охоту, пока взрослые не видят, а от справедливого наказания старался потом ненавязчиво увильнуть.

Ничем таким особенным юность волка не выделилась. Он ни к кому крепко не привязывался и ни на кого особенно не обращал внимания – жил себе в своё удовольствие и не тужил, исправно исполнял стайные обязанности. Или создавал иллюзию того, что трудится в поте лица на благо стаи; ведь ещё с младенчества уяснил, что и как надо делать, чтобы расположить к себе окружающих и с лёгкостью добиться того, что другие зарабатывают трудом и потом. Избалованность проявлялась не в глупых капризах, а в изощрённой хитрости и обаянии бесстыдного зверя. Один раз живём же, правильно? Это мог бы быть негласный девиз, под которым Габриэль шагал по своей дороге жизни, не подозревая, какая горькая ирония сокрыта во всём этом – жить ему предстояло не единожды, но он этого не знал. И не оставил после себя ничего ценного.

От самок не было отбоя, и Гэйб иногда развлекался тем, что увлекал за собой романтичную глупышку, всю ночь под звёздами жарко нашёптывал ей в ушки слова любви, а через пару дней с непреклонным безразличием топтал её нежное сердечко, оставляя в слезах и несбывшихся мечтах. Да, возможно, у него и были волчата в стае, но отвергнутые избранницы не решались открыто объявить его отцом, хотя кое-кто из малышей обладал подозрительно рыжей шерстью. Дети, по мнению Габа, это мелкие, назойливые, вонючие существа, и возиться с ними хуже, чем ловить дикобразов.

А однажды кое-что изменилось, когда вроде бы вполне себе обычная рядовая волчица, на которую сходу и внимания не обратишь, внезапно запала ему в душу. Она поистине стоически терпела его несносный нрав, и что-то такое между ними возникло… что-то, что заставляло Габриэля поддаваться ей во время тренировочных боёв и делиться куском добычи, задерживать взгляд на её изящной, хотя вроде бы и не первой красоты фигурке – и не разбивать ей сердце. Иронично, что именно с ней он волчат завести и не успел. Любовь ли это была? С точки зрения общепринятой – что-то очень уж отдалённое. С точки зрения волка, который привык прислушиваться лишь к себе – да, определённо.

А в один день всё кончилось. Вот так, сразу оборвалось. Без фанфар, без предупреждений. Габриэль пошёл на охоту один, пообещав вернуться к полудню, и не вернулся. Его возлюбленная бросилась искать его ещё до того, как организовали поисковый отряд, и нашла распластавшимся на дне оврага в окружении широких медвежьих следов. Перепугалась, когда увидела кровь, очень много крови, и страшные раны на боку; когда не смогла растрясти бездыханное изломанное тело и не почувствовала дыхания, которое так сладко согревало её ночами. Волчица сначала лежала подле тела любимого в оцепенении, по инерции пытаясь разбудить его; а затем, как подстреленная, вскинулась, выскочила из оврага и помчалась куда глаза глядят, пошатываясь и спотыкаясь, завывая от горя и ужаса. И лишь на следующее утро вернулась в стаю и рассказала всем о страшной трагедии. Немедленно был сформирован отряд, отправившийся на поиски. Искали они долго, нашли и овраг, и кровь, и следы… но тела не обнаружили. Волчицу долго допрашивали, пытаясь вызнать, действительно ли Габриэль был мёртв, на что та не могла сообщить ничего вразумительного – от горя её сознание как бы заволокла тьма. В конце концов, порешили, что медведь вернулся за добычей – иного объяснения не нашли, не мог же волк чудом остаться в живых и уйти, вместо того чтобы вернуться домой? Нигде не было его следов.

А на самом деле именно так и произошло.

Габриэль был слишком увлечён охотой, чтобы обратить внимание на медвежий запах – ничего необычного, в конце концов, мало ли медведей по лесу бродит? Но попал он на какого-то особенно злобного. Зверюга бросилась на нарушителя спокойствия с утробным рёвом и с размаху обрушила на него тяжёлую лапу с длинными прямыми когтями. Если бы не инстинкты и ловкость, удар переломил бы хребет – но Габ отскочил, и когти глубоко распороли бок. Он пошатнулся и упал – и очень зря – а медведь атаковал снова, ещё больше разрывая края кровоточащей раны, разрывая до самых костей. Толкнул, сбросив на дно оврага, и, убедившись, что волк опасности больше не представляет, ушёл. А Габриэль остался лежать, потеряв сознание от боли, стремительно теряя силы и постепенно умирая от кровопотери и повреждений внутренних органов. Вот так, даже не успев побороться за жизнь, он потерял её – но не сразу. Ещё метался в агонии, сквозь пелену забвения видя – сон ли, явь? – чёрного зеленоглазого волка, ни на кого не похожего, будто бы не от мира сего. Этот волк склонился над ним и смеялся, смеялся…

Габриэль проснулся будто бы через несколько столетий, а не через сутки. Он встал как ни в чём не бывало и побрёл куда-то, не до конца понимая куда. Это всё напоминало сон – тусклый сон без красок и без понимания, что происходит. Вроде бы его кто-то звал, и волк шёл на этот голос, тупо глядя перед собой. Какое-то время понадобилось на то, чтобы… прийти в себя, если этот оборот здесь уместен. Был ли он в себе вообще?

Волк вроде бы помнил что-то, очень смутно, какие-то обрывки, осколки. Это было похоже на попытку вспомнить сон – ты знаешь, что он был, что был он очень насыщенный, но теперь тебе остались лишь смутные образы и ощущения, не вяжущиеся друг с другом, лишь призраки действительно значимых вещей. И ты не знаешь, что с этим делать.

Несмотря на чёткую уверенность в том, что живых следует предавать немедленной смерти, Гэйб не испытывает к ним всепоглощающей ненависти – будь оно так, он не сдерживал бы себя и не занимался долгими часами кропотливым наблюдением. И если вдруг его замечали, волк не бросался тут же и не убивал – хотя и убивать случалось тоже – а лишь стоял и смотрел, вроде бы с любопытством, а вроде и с безразличием, что сопровождало его теперь повсюду. Живые теперь казались ему существами не его породы, инопланетянами, интересными объектами изучения.

Спать теперь было не нужно. Есть тоже, хотя порой волк ловил добычу, чтобы хоть что-то делать, но не испытывал аппетита при вкусе её крови – и иногда начинал есть и бросал – вроде как когда-то это было важно, а сейчас уже нет. Жизнь теперь была совсем другой, но присутствовал в ней и некий шарм. Словно марионетка, подчиняясь чужой воле, бредёт Габриэль теперь по своей новой дороге «жизни», находя время и на то, чтобы наслаждаться тем, что осталось.

• Стая [Ядовитого тумана/Призрачных следов/Серой крови/Нежити/Одиночка].
Нежить.

• Должность в стае [смотрите состав]
Координатор.

• Связь с Вами [обязательный пункт]

Отредактировано Габриэль (06.09.2019 22:36:28)