Мельхиор лежал напротив косматого волка, совсем затерявшегося в завалах снега. Яноша сюда будто зашвырнула чья-то огромная лапа, такой несуразной была его поза. А судя по тяжёлому, прерывистому дыханию, эта лапа ещё и давила ему на грудь. Волчонок бы подлез ближе, потаскал бы его за большое ухо и попытался бы расшевелить, но он не хотел прерывать начавшийся рассказ, поэтому стоически молчал и слушал.

Сегодня был суслик. Прошлый раз, кажется, был енот. Или барсук? Мельхиор прикрыл глаза и сморщил нос, пытаясь вспомнить детали. Но в его голову лезли другие мысли, совсем не связанные со сказками Яноша. На мордочке ещё ярко красовались глубокие царапины от птичьих когтей, а в уши то и дело проникал голос отца, по-незнакомому холодный и жестокий. Отчитывающий. Так отличающийся от тревожного голоса матери, испуганной, но по-прежнему нежной. Комком в горле к нему пробралась обида, но не успел волчонок окунуться в омут тяжёлых дум, как почувствовал, что туша рядом стала медленно подниматься. Он тут же отпрыгнул назад. Струсил, решил, что волк не устоит на лапах и упадёт прямо на него. Но Янош всего лишь сел, и Мэл поднял к нему голову и навострил уши, чтобы уловить обрывки истории.

— ...пещера тоже засветилась, подобно ночному северному небу... — монотонно бормотал волк, словно намеренно усыпляя своего слушателя, но тот только повыше задрал голову, рассматривая небо над собой. Оно совсем не светилось, пусть было и ночным, и северным. Лишь звёзды горели крошечными точками, а луна была стыдливо прикрыта клочком единственного облака. Мельхиор насупился и вернул взгляд на Яноша.

Последнее время волк был совсем странным. Рассказывал какие-то полные чудеса. Но остальная малышня почему-то слушала его с прежним удовольствием, приоткрыв рты и ловя каждое слово уставшего, почти замученного детским вниманием волка. Неужели один Мэл замечал неувязки в историях Яноша, все эти путаницы и ошибки? Сказки Альтеи были совсем другие. И рассказывала она их не так. Её тихий голос был полон торжества, гордости, а иногда даже грусти, и ей Мельхиор верил. Ещё и потому, что сам видел почти всех, о ком мама рассказывала. А если спросить кого другого, например, дядю Люция, то и он расскажет точно такую же историю, пусть куда более скомканную и сжатую. Но Янош родился не в их стае и не был героем их легенд. Его байки никто не мог подтвердить, а попроси волка повторить одну и ту же историю, ни за что не справится. То добавит крылатого змея, которым раньше и не пахло, то забудет об угольно-чёрном медведе, чуть не сломавшим его лапы.
 
Мэл был удручён, что так поздно разгадал Яноша. Каким же он был маленьким и глупым. Волчонок оскорблённо посмотрел в чужие голубые глаза, которые тоже разглядывали его, правда с лёгкой ленцой.

— Хватит, — серьёзно сказал он, прерывая волка на полуслове. Мельхиор так и стоял, задрав хвостик вверх. — Я не хочу эту историю.

Он сделал несколько шагов вперёд, совсем близко подходя к грязно-белому волку. Замявшись, не зная, какой подход выбрать, Мэл неуверенно продолжил:

— Я уже не ребёнок, Янош. Расскажи мне правду. Без сусликов. Где ты родился? — и тут же добавил звонким голосом, почти умоляюще заглядывая в глаза старшего друга, — Я знаю, что не лисы тебя воспитали, я спрашивал у мамы! Она говорит, что так быть не могло!

Волчонок с лёгким разочарованием следил, как Янош от него ускользает. Встаёт, убегает к бревну и таким же движением, как и сам Мэл, задирает голову наверх. Казалось, будто волк собирается громко декларировать торжественные оды, но он молчал, и Мельхиор не понимал, стоит ли ему подходить ближе. Может, старый волк хочет раздразнить его на догонялки? Волчонок склонил голову набок, рассматривая тяжёлую и уставшую позу Яноша. Она ответила громче любых слов.

Наконец на него обрушился первый вопрос. И Мельхиор вцепился в него, поймал, как ловил любое серьёзное слово Яноша, надеясь только на то, что следом не последует шутка, стирающая всё сказанное до.

Он опустил голову и нахмурился, будто вспоминая выученное на урок.

— Потому что о месте твоей смерти расскажут остальные, — предположил он. — А о рождении и жизни знаешь только ты.

Мельхиор взглянул на Яноша, проверяя правильность своих мыслей.

Иногда Альтея рассказывала о своём отце, дедушке Мельхиора. Она была совсем юной, когда он погиб, поэтому главной историей о нём стала история его последней битвы. Славная смерть среди верных товарищей за незыблемые идеалы. Может, и Яноша ждёт та же судьба? Глаза волчонка с любопытством блеснули. Он представил, как Янош несётся по полю боя, глухо и рвано рыча на врагов. На его горле сияют старые раны, на теле — новые, и кровь окропляет багровую землю. Янош понимает, что его ждёт только смерть и собирает всю ярость, чтобы нанести последний, сокрушительный удар. «Так пал великий Янош, бдительный в мире и жертвенный в войне».

Мэл с гордостью кивнул волку, словно уже благословляя его на тот свет. Но у старика были другие планы. Он решил признаться, открыться Мельхиору, сделать то, чего волчонок ждал от него с самого начала. Казалось, он был рождён для этой минуты. Сегодня он пришёл к Яношу один, оставив Мио с матерью, а сестёр — с другими сказочниками. Волчата кочевали от сказителя к сказителю, впитывали их истории и, конечно, пытались стать любимчиками у как можно большего числа стариков — очередное соревнование за место под солнцем. Мельхиор сделал ставку на скрытного Яноша и неужели не прогадал? Сегодня волк доверится ему, и совсем не потому, что Мэл — сын вожака, а потому, что именно его Янош счёл самым достойным. Обычно тусклые глаза волчонка светились от счастья.

— Я родился в стае. Очень далеко отсюда.

Как же не похожи «далеко» взрослого волка и «далеко» маленького. Далёкой для Мельхиора была любая территория, которая лежала вне лагеря, бревна и материнского хвоста, а южные границы Серой Крови были просто запредельными. Значит, если «очень» далеко...

— Ты родился у Призрачных Следов! — выпалил Мэл, весь трясясь от восторга. — И тебя вскормили собаки! Или у Ядовитого Тумана? И тебя вскормили...

Судя по рассказам дяди Люцифера, волков из Ядовитого Тумана воспитывают змеи, но Мельхиор не был уверен, что говорить о таком — красиво. Он припал в охотничью стойку, не зная, куда выплеснуть появившуюся энергию, и его хвостик метался по заснеженной земле.

Но теперь Мэла волновал другой вопрос. Если у Яноша была своя стая, почему он сейчас здесь? Шпионит? Не похоже. Разведчики в представлении волчонка были совсем другими. Да и Янош всегда держался в стороне и проводил больше времени в одиночестве, чем в компании волков. Может, его изгнали? Но разве отец принял бы того, кого выставили другие? Серая Кровь для маленького Мельхиора была воплощением чести и мудрости и совсем не нуждалась в социальных отщепенцах. Может, у Яноша просто не было другого выхода? Его стая, например, голодала, и волк решил найти место получше?

— Твоя стая потерпела бедствие? — неуверенно спросил волчонок. — Поэтому теперь ты живёшь с нами?

Его голос был тихим и робким, потому что Мельхиор не хотел своим напором спугнуть возникшую атмосферу доверия. Не хотел он и давать Яношу возможность выбора между предложенными волчонком вариантами. Пусть говорит правду, а не цепляется за случайную историю, лишь бы поскорее закончить разговор.

Казалось, Янош перестал видеть Мельхиора. Его голова всё так же была направлена на волчонка, но взгляд был таким отрешённым, что стало не по себе. «Вернулся в прошлое», — догадался Мэл, и его хвостик замер, лишь бы случайно не отвлечь волка. Он искренне не хотел мешать нахлынувшему наваждению Яноша, и потому слился со снежным покровом и даже задержал дыхание. Ему нравились охотничьи тренировки, и лишний раз продемонстрировать выученные навыки было только в удовольствие.

Но волк стряхнул с себя обрывки воспоминаний и взглянул на Мэла с прежней насмешливой улыбкой. Он ухватился за ответ волчонка и потянул ниточку дальше, хотя наверняка и сам понимал, почему Мельхиор замолчал.

— Не зря же их зовут «ядовитыми», — Мэл лукаво показал клыки, выходя из режима скрытности.

Он вскочил, когда Янош спустился с бревна и стал приближаться, крадучись. Развеселившийся волчонок отпрыгнул в сторону, подняв хлопья снега, но затем снова вернулся к старику и ласково ткнулся лбом в желтоватую лапу. От неё крепко пахло заспанностью и влагой, будто волк несколько часов дремал прямо на сугробе и только-только проснулся. Уже хорошо знакомый с привычками Яноша Мельхиор не удивился бы, окажись это правдой. Волчонок замер у косматого бока, прервав так и не начавшуюся охоту. Не дать волку спрятаться за играми и ускользнуть от разговора — не было его целью, об этом Мэл уже успел позабыть. Просто бета доживал последние деньки того нежного возраста, когда будущие воины и даже будущие вожаки могли позволить себе неподчинение заданным ролям. Словно предчувствуя, что скоро он повзрослеет и лишится таких вечеров, полных несуразных и глупых историй, Мельхиор дольше обычного держал свою щёку у шерсти Яноша. Но урок продолжался, и волчонок отскочил в сторону, чтобы лучше видеть старшего товарища.

— Их прогоняют или они уходят сами, — Мельхиор дёрнул ухом и заглянул в голубые глаза непонимающим взглядом. Вопрос «как» был простым, его больше заинтересовало «почему», и он продолжил. — Если волк бросил вызов вожаку и проиграл, его могут изгнать. Или убить.

Подобные истории не вызывали у Мельхиора восторга.

— Если волк нарушил законы стаи, он тоже не жилец. Но папа не взял бы к себе того, от кого один раз уже отказались, — уверенно сказал Мэл. — А в том, чтобы принять ушедшего добровольно, наверное, нет ничего плохого? Если он вызывает доверие.

Волчонок благосклонно посмотрел на Яноша, будто сам принимал решение о вступлении волка в стаю. Нет, его Янош похож совсем не на преступника, а на блаженного скитальца, который под старость лет просто захотел обрести тёплое местечко.

В вечерней тишине раздался отрывистый смех Яноша, и кому-то, случайно проходившему мимо, он мог бы показаться неестественным и внезапным, но для Мельхиора это означало только то, что волк окончательно откинул свою драматичную леность. Правда через минуту на нём была уже другая маска. Маска почтения перед сыном Винтера. Но бета ещё не смирился с тем, что в нём видят лишь тень отца, и не научился извлекать из этого выгоду, поэтому только нахмурился и бросился обратно на лапу Яноша, сменив ласку на гнев. Волчонок упал на спину, потягивая зубами длинную шерсть волка на себя, а затем оттолкнулся от него и вылез из-под старика с другой стороны. Он смотрел на Яноша шальными глазами и тяжело дышал после проделанного за пару секунд фокуса, надеясь лишь на то, что спадёт и этот хитиновый покров. Мэл стоял как ни в чём не бывало, слушая старшего друга, и только хвостик выдавал его не утихшие эмоции.

Слова Яноша отличались от историй других волков. Конечно, и они рассказывали о несчастной любви, о предательстве и обмане, но в конце злодеев ждало справедливое наказание, а чистые сердцем герои обретали заслуженный покой. Однако реальность Яноша была жестока к одиночкам.

— Но это же несправедливо! — разгорячено воскликнул волчонок. — Изгонять невиновного.

Мельхиор был ещё слишком мал, чтобы лично застать изгнание состайника, но отец и дядя когда-то и правда рассказывали об отверженных волках. Они всегда были настоящими предателями, замышляющими коварные убийства или измены. Убить их — значило облегчить участь преступника, который теперь был вынужден скитаться в одиночестве и мучительно умирать от голода. Если его, конечно, не загрызёт другой волк, рьяно защищающий обжитую территорию.

Ему было сложно поверить в то, что вся стая может восстать против единственного волка, не совершившего никакого преступления. Неужели никто не мог встать на его защиту и потребовать справедливости? Ведь так можно избавиться от любого, списав на него крамольные мысли. Мельхиору стало жутко, и его передёрнуло от осознания того, что, наверное, и его самого могут обвинить в излишних шалостях и выгнать из стаи. Царапины на морде внезапно отозвались новой болью, и перед глазами снова появилась суровая и строгая фигура отца, отчитывающая сына.

— Уходят только старики - умирать, — произнёс Янош и замолчал. Взгляд Мельхиора скользнул по желтоватой шерсти, выискивая серебристые пятна, которые покрывали большинство стариков. Но волк пришёл в стаю задолго до появления волчонка на свет, не рановато ли ему было умирать?

Мэл молчал, пристыженный за свой ответ. Конечно, Янош не пронзил его холодным взглядом Винтера, не толкнул в снег, как сделал бы Люций, потерявший терпение от нерадивого ученика, но волчонок физически ощущал, как изменился воздух вокруг старика.

— А ты? — подал он голос, негромкий и несмелый. — Какое предательство совершил ты по отношению к своей стае?

Конечно, было наивно ожидать, что старик сейчас выдаст всё, что столько лет бременем лежало на его плечах, но разве Мельхиор мог не попытаться?

— ...решение стаи - закон, пока ты часть стаи.

Мельхиор замер и дёрнул белесым ухом, склоняя голову набок.

— Но «стая» — это не живое существо... — он тихо начал высказывать своё несогласие, но тут же оступился.

Бета присел и снова задрал голову к безоблачному небу. Звёзды всё теми же крошками были рассыпаны по небосводу, никак не реагируя на разговор внизу. Частично он понимал, о чём говорит Янош. Волчонок не мог не заметить, что Серая Кровь всегда работает единым, слаженным организмом. Прежде всего, волк — это звено в стайной цепочке, а не отдельная, живая единица, обладающая своим индивидуальным характером. Бока серокровок словно срослись, а их повадки стали одинаковыми. Наверное, так происходило во всех стаях, поэтому неудивительно, что настроения против обвиняемых вспыхивали так быстро и энергично.

— Нет, — вздохнул Мэл. — И правда живое.

Неужели и Янош ощутил на себе, как он стал нежелательным элементом в родной стае? Как на него ополчились бывшие друзья и близкие? И некому было встать на его защиту, потому что против него были не отдельные волки, против него была цельная система.

Мельхиор сидел столбиком, горестный и тихий, и не скрывал свою скорбь. Раз его стая не отличалась от той, что изгнала Яноша, значит, и в ней были такие же проблемы и такие же изгои, не совершившие никаких преступлений, но оказавшиеся выкинуты, как мусор. Как же не допустить этого? Волчонок исподлобья взглянул на старика, мысленно спрашивая у него ответ. Будь стаи идеальнее, Янош жил бы среди своих и был бы почётным старцем, пережившим все беды вместе с сородичами. Но сейчас он на птичьих правах живёт здесь, общаясь лишь с маленькими волчатами. Мэл жалел старика и ломал голову, как сделать так, чтобы Янош оказался последним, кого выкинула система.

Но волк затеял новую игру, явно не желая перебирать себе косточки, и оказался у самой головы Мельхиора. Тот не успел даже повернуться, чтобы встретиться с чужими глазами, как почувствовал толстый, до мерзости влажный язык прямо в своём ухе. Волчонок дико завизжал, подпрыгнул, ударяясь о подбородок Яноша, и упал обратно в снег. Он зарывался поглубже, лишь бы избежать продолжения пытки. Ухо было полностью мокрым, гадким, и Мэл тряс головой, не прекращая верещать.

— Как ты мог?! Ты! Ужасный! Паршивый! — волчонок перевернулся на спину и уже заливисто захохотал, толкаясь лапами в воздухе и пытаясь попасть по Яношу. Мордашка Мельхиора разгладилась, и он, продолжая ругаться, с удовольствием валялся под старшим волком.