Олень. Молодой олень. Целый молодой олень. Почти не тронутый, ничейный, сиротливо лежащий, выбросив вперед голову и подобрав под себя тонкие ноги, посреди неширокой опушки. Для Миккела это был большой сюрприз. Хороший сюрприз. Прямо подарок небес. Он только что спустился с гряды, шедшей разделом территориям двух стай - любимого маршрута одиночек, которым скучно сидеть на одном месте, но боязно дерзить и нагло шастать прямо по стайным землям. Это бутылочное горлышко всегда считалось ими “голодной землей”. Слишком близко к стаям, слишком далеко от гор, слишком далеко от лесов. Здесь никогда не было дичи, а если та и появлялась, то ей быстро находился владелец.
А теперь здесь лежал целый молодой олень. Почти целый. Даже с дистанции была заметна маленькая горка требухи - трупом явно уже кто-то поживился. Аккуратно, медленно, на согнутых лапах, полукровка двинулся ближе, втянув голову и выставив уши. Ветер тут же начал нещадно их трепать, но неудобство было вынужденным. Микке выжидал и наблюдал всего несколько минут. То, что за это время он не смог увидеть никого, ровным счетом ничего не значило. Охота на молодняк - трудное дело. Одному волку оно не под силу. Да и паре сложно справиться с юным, здоровым, пышущим здоровьем животным, чья главная любовь и предназначение - стремглав носиться от незадачливых преследователей через зеленые чащи. Для такого предприятия нужна команда. Хорошая команда, опытная и отлично сыгранная. И объяснять такой толпе, что он делает возле их добычи, Микке бы не хотел.
Пес подобрался ближе к телу и замер, стараясь равномерно распределить внимание между оленем и окружением. Стоило бы не терять время даром и наброситься на презент, пока им не заинтересовался кто-то еще - что-что, а подъедание чужих объедков было для Миккела привычным делом. Но именно это его и смутило. Лежавшее перед ним “объедками” мог назвать только кто-то очень сильно зажравшийся. Брюхо олененка было выпотрошено, бока подчищены, но за исключением этого он был почти не тронут. Будто кто-то выбрал самое вкусное, а остальное милосердно оставил другим. Ему, например. Стайные охотники так не поступают: после них можно найти, в лучшем случае, оторванную голову, и что-нибудь по мелочи, что не стоит внимания и что долго и бессмысленно тащить в лагерь.
Полукровка обошел труп кругом, медленно и обстоятельно его рассматривая. Для него это было в новинку, для него это было непонятно, для него это было подозрительно. Морда оленя особенно привлекла его внимание. В предсмертной агонии добыча не стесняется украсить себя всей той эскпрессией, на которую лишь способна, но этот уже явно перестарался. Выпученные, налитые кровью глаза, вываленный во всю длину посиневший язык, нездорово побелевшие десны. И пена, целое море желто-белой пены, везде: на языке, на пасти, на шее, на траве вокруг головы. Это было похоже на бешенство. Но только похоже: Микке прекрасно помнил, что этой болезнью разит за многие мили. А сейчас нет. Ни намека, даже малейшего, на тот самый запах.
Но, быть может, были и другие. Зверь явно умер не обычным способом, не так, как надо. И Микке хотел во что бы то ни стало выяснить, как именно это произошло. Во-первых, для собственной безопасности. Если олень умер непонятно от чего, где гарантии, что завтра то же не произойдет с ним самим. И, во-вторых, это было просто интересно. Захватывающе. Ищи еду, избегай проблем - схема была рабочей, но вымораживала своей рутинностью. Порой на полукровку накатывало желание совершить какую-нибудь глупость: позадирать стайных, совершить длительный марафон в болота низачем или наведаться в то место. Сейчас внезапно пришло именно оно.
Крепко зажмурившись, Миккел опустил голову и потянулся носом к морде оленя. Закрывать глаза было совершенно необязательно, но он любил делать это особенным путем. Это был весьма интимный процесс: целиком отдаваться миру вкусов и запахов, миру, где ему было хорошо и уютно. В голову сразу резко дало картиной его окружения; он вполне мог бы ориентироваться в нём и без глаз. Началось его любимое занятие: по одному отсекать маловажные ароматы, выискивая нужное. Первым делом Микке покончил со всем, что не касалось оленя. Затем, после небольшой внутренней борьбы, постарался разделить его запах на отдельные составляющие, игнорируя тот факт, что он и целиком весьма заманчиво пахнет. Сдерживайся. Ты не ел всего какие-то сутки. Потерпишь.
Первой прочувствовалась кровь. Ещё не успевшая свернуться, парящая, душистая, тяжелая, кислая. Кислая?
Земля, пот, смола, дубовые листья и все остальное, с чем контактировал олень последние минуты своей жизни. Неинтересно. Запах травы. Микке решил, что похоже на “беленькую”, но знал, что мог легко ошибиться. С сомнением бросил взгляд на брюхо оленя - желудочный мешок, в целости, валялся рядом. Запах травы, но явно не той, что он ел. Впрочем, шёл он именно с той стороны. Обойдя тушу, пес приложился мордой к боку оленя, пытаясь выяснить причину. Это ведь не твой запах, верно? Принюхавшись тщательнее, за ярким запахом травы он различил еще несколько, что вместе сложились в портрет едока. Портрет, на его удивление, знакомый. Миккел не смог вспомнить его обладателя, но готов был поклясться, что уже с ним встречался. Мотнул головой. Его опыта не хватало, чтобы разобраться
самому. Зато тот, кто ел, не боясь, он мог дать ответ. Ну, или валялся где-нибудь недалеко, извергая из себя коварное мясо и корчась в предсмертных судорогах - такая находка полукровку бы тоже устроила.
Идти по следу - несложное дело. Особенно когда он такой яркий, а обладатель даже не собирался его путать. Вдохновленный любопытством, Микке почти летел по смеркавшемуся лесу, не замечая ни промозглого ветра, ни далеких раскатов, предупреждавших неоднозначно, что пора бы искать укрытие. "Тайна оленя" слишком сильно тормошила его рассудок. Он притормозил только тогда, когда впереди мелькнуло грязно-белое пятно. Оно шевелилось. Микке остановился, выровнять дыхание и убедиться, что это не от качки в глазах. Пятно шевелиться не перестало. Полукровка осторожно, но не пытаясь таиться, двинулся вперед. "Пятно" постепенно начало принимать очертания, и, в конце концов, превратилось в белую волчицу.
Миккел вспомнил, откуда ему знаком этот запах. Но он был озадачен видом его владелицы. Белую он видел последний раз уже почти год назад, на излете прошлого лета. И после немного жалел об её пропаже. Когда уходит одиночка, место, которое он занимал, непременно оккупирует другой. А соседство с белой было, по его критериям, идеальным во всех отношениях. Друг для друга их просто не существовало. И сейчас тоже, волчица сосредоточенно осматривала пока ещё покрытый лишь листьями куст дерезы, не отводя от него взора. При этом она совершенно точно заметила подошедшего достаточно близко полукровку: трудно не заметить того, кто находится в нескольких шагах и не скрывается. К тому же, она уже несколько раз отзывалась подергиванием уха на его шаги. Миккел счел это за достаточно вежливое приветствие.
- Ты знаешь, что было с тем оленем?

А я вот не знаю, что хочу услышать. А ты знаешь. Интересно, как же так получается?
Микке помялся передними лапами, перемалывая недавнее рвение в смиренное терпение. Первый контакт - большая трудность. Всегда. Это стайные волки думают и ведут себя все, как один. Настолько предсказуемо, что тошнит. Одиночки - совсем другое. У каждого - свой путь, свояи стория, свои мысли, свои взгляды. Иногда специфичные. Иногда опасные. Полукровка, как бы ни хотел и ни сожалел об этом, никогда не умел забираться в чужую голову. Черепушка даже самого тупого волка, в которой свободно свищет ветер, была для него большой загадкой. Поэтому вместо чутья он следовал правилам игры.
Будь корректен, уважай чужое пространство - держи двенадцать шагов. Будь тактичен, пусть все идет  своим чередом, не дави, не рвись вперед - держи двенадцать шагов. Будь открыт, не дай взаимному интересу угаснуть, но не сближайся быстро - держи двенадцать шагов. Будь осторожен, не теряй бдительности - держи двенадцать шагов. Это идеальная, не одним поколением выверенная дистанция: не слишком далеко, чтобы мешать, не слишком близко, чтобы отреагировать на чужую глупость. Или чье-нибудь появление.
Последнее Миккел предполагал. И даже ожидал. Ветер старался напрасно: ему было не отогнать этот запах, решительно забивавшийся в нос. Запах знакомый, очень хорошо знакомый. Даже немного родной, из-за чего отвратительный, мерзкий, назойливый. Запах Призрачных следов. Они были почти у границы, и в его наличии не было ничего необычного. Но полукровке казалось, что он слишком силен здесь.
- Если тебе... - ветер решил, что эти двое выказывают ему неподобающе мало уважения; стоило полукровке только начать, сильным порывом он снёс в сторону его первые слова, остальные затолкал обратно в пасть и заставил её заткнуть. Ублюдок, качнувшись, нехотя повернулся корпусом в его сторону, грудья рассекая поток. Сел, теперь полубоком к волчице, подражая её же позе, подобрал поближе передние лапы и опустил на них хвост.
- Миккел, - ещё одного шанса прервать себя каким-то там проявлениям природы он решил не давать. Хотя они были правы: для такого простого ответа на такое простое требование он намеревался испортить слишком много воздуха. - Я здесь один. Запахи, на какие-то секунды отогнанные, снова вернулись. Первым, естественно, вернулся самый душный. Ну конечно. - Чего не могу сказать о тебе, стая, - на последнем слове он не смог сдержать себя, и оно вырвалось с ярко пренебрежительным, и вместе с тем разочарованным окрасом. Одиночки постоянно прибивались к кому-нибудь из тройки- это не было диковинкой. Но всегда было печально: уходили, почему-то, лучшие. Полукровка бы предпочел видеть баланс сил не таким плачевным.
Её дело. Не моё. Легко мотнув головой, Микке силой отогнал от себя ненужные мысли и постарался вернуться к насущным, зачем он здесь. Перед взором снова вырисовалась искаженная морда трупа.
- Хотя давай лучше об олене. Он выглядит так, будто погиб от болезни. Но такой, или даже похожей, я не видел никогда. Что с ним произошло?  Конечно, она могла ничего и не знать. Как сам полукровка при виде падали больше задавался вопросом, можно ли еще извлечь из неё пользу, не всегда понимая, что же её убило.  Белая могла поступить так же. Нет. Она сама сказала, что знает. И выглядит здоровой. Миккел, правда, прекрасно знал, что сразу такое не всплывает. А ещё внезапно понял, что и сам достаточно близко контактировал с оленем: обнюхивал его, прикасался. - Нет, даже не так. Мне стоит волноваться?

- Ужалила, - полукровка задумчиво повторил за белой, вглядываясь во внутренности пасти, раскрытой так вовремя, будто бы в подтверждение своих слов. Всего на какую-то секунду, другую, но и этого оказалось достаточно. Причудливый узор синеватых отеков накрепко запал в его воображении; Микке продолжал рассматривать его в деталях и после того, как пасть захлопнулась. Аделина пристально смотрела на него, он пристально смотрел на неё в ответ. Впрочем, её морда, с прохладным, невозмутимым выражением, невозмутимым настолько, что казалось, она вот-вот не сдержится и, смешливо кашлянув, скажет, что это была хорошая шутка, была лучшее, если на третьем плане его зрения. На первом, разумеется, был узор. Между ними, продирая себе дорогу через буреломы обрывочных воспоминаний, уверенно пыталось вклиниться что-то важное. Миккел плохо видел, что именно это было, но оно отчетливо отзывалось о себе фразой “мерзкая змея”.
- Ты же слышишь себя со стороны. Прекрасно слышишь, как это звучит. Глупо. И невероятно. Но больше глупо, - никакого эффекта. Волчица превосходно себя сдерживала. Миккел мотнул мордой. Опустил голову. Облизнулся. Сделал еще пару движений, походящих на рефлекторные. Иногда это помогало: немного, самую малость сменить ракурс на собеседника, найти брешь в его маске, уцепиться и раскрутить. Сейчас не очень - белая превосходно метала каменные мины в любые стороны, куда бы он не повернулся. Полукровку так и подмывало подняться и обойти её кругом - ещё один старинный прием и, как и большая часть его арсенала, далеко не его собственное изобретение. Но он тоже сдерживался. Жест мог быть не понят. Или понят, но не так. И, самое главное, не было причины. Чтобы выводить на чистую воду, нужно хоть примерно представлять, что от тебя скрывают, и скрывают ли вообще хоть что-то. В последнем Микке уверен не был.
- Даже ложью не назвать. Скорее выдумка. Прекрасная, живая выдумка, - все еще мимо. Пёс не очень хорошо представлял, чего именно хотел добиться этими нападками. Скорее всего, ничего. Просто чуть-чуть потянуть время, чтобы её пронизывающий взгляд и гробовое молчание, нарушаемое лишь шелестом качаемых ветром деревьев не мешали ему думать.
- Но вот беда, причин не верить у меня тоже нет, - тон полукровки резко принял удивленно-уязвленный отттенок. В мозгу наконец-то щелкнуло чем-то дельным. Мысль, агрессивно принуждавшая его перестать есть в голову и начать ей работать, добилась своего. Ты слышал? Микке слышал. Он не очень хорошо, без деталей, но все же помнил этот зимний разговор - последний разговор с молодым, не старше его, волком, жившим в предгорьях неподалеку. Это был один из лучших солдат информационной сети одиночек, всегда готовый поделиться чем-нибудь свеженьким. Впрочем, его имени полукровка почему-то не помнил. У следов появилась травница. Говорят, она умеет отравлять своим укусом. Как мерзкая змея. По-моему, это нечестно, не думаешь? Миккел тогда с ним не согласился. Он не увидел ничего предрассудительного, угрожающего или полезного в этом маленьком хобби. О том, что применить его можно не только к врагу, но и вот так, он тогда даже не подумал. К тому же, тот волк был редкостным брехлом и тащил в уши все, до чего только мог дотянуться. В том числе в чужие.
- Честно говоря, на тебя я никогда не думал, - раскрыв пасть, Миккел пару раз хрипло, смешливо кашлянул, - Но ещё меньше я думал, что этот слух вообще правдив. Тановый затих на мгновенье, пытаясь понять, что собеседница думает об этом откровении. Кажется, ничего. А, может, и что-то. Только слишком быстро, чтобы он успел заметить это на её морде. - Признаюсь, я... заинтригован, - отвлекся на старый, почерневший лист, оторванный с ветки и проплывший мимо его глаз; пялиться в эти голубые стекляшки ему уже надоело. - А ещё огорчен. Удивительный дар. Бесценное сокровище. Опаснейшее оружие, - он плавно вывернул голову вверх и резко, желчно прищурился, - И все это досталось такому отребью. Я решительно не понимаю, что тебя могло в них привлечь. Раскроешь мне эту тайну?