Его мысли обрывались на: "Живые. Где? Проверить". Зомби повторял эти слова себе каждый раз, когда начинал движение по территории. Он редко их обходил, чаще покидал в поисках новых жертв, ведь странный голод не то разума, не то его сгнившего тела настойчиво звал его в путь. И никакой проверки не надо, когда ему просто хотелось убить кого-либо, без вариантов. Шут молчал, и мертвяк, чувствуя свободу, направился на выход. Прочая мертвечина шла за ним, на пол пути оторвалась. Координатор продолжил путь один, без сопровождающих. И снова: "Живые. Где? Проверить".

Смельчаков за последнее время поубавилось, что не могло не радовать, но и не угнетать его. Никто не приходит к ним добровольно. Видимо, поняли, где их место, которого они вскоре лишатся. Нежить восторжествует, он был в этом уверен. Мир солнечных лучей также тепл, как кровь. На гнилом языке она зажгла б оттенки, но мертвец их не чувствует, поэтому вгрызается так остервенело в плоть. Хлюпающие звуки для его ушей - музыка, её можно слушать до бесконечности. А хрипы да крики? Всё равно что карканье ворон в беспросветной "Опасной зоне". Слишком типично, чтобы обращать внимание.

Убивать. Скемейз чувствовал нарастающее желание, оно напоминало ему неутолимый и громкий голод, требующий каждую минуту свежую плоть. Именно оно заставляет его избитые лапы двигаться вперед, спускаясь со склона. Он шуршал палой листвой, щелкал ветками, лавировал меж сухих стволов, ветки хлестали его по глазу, а волк имитировал раздражение, жмурился.

Отдалённо ему показалось, что здесь, в тени, холодновато. Но то были мимолётные ощущения, скорее всего, обрывок возможной реакции, и всё стало, как прежде. Картинки, до которых он дотрагивается, но не ощущает красок. Мейз на досуге думал, если так можно сказать, о мире. Он смотрел себе под лапы, в них нет теплоты, шевелил ими листву, но не получал никаких откликов. Только режущий слух шепот-отголосок издавала куча. Промах.

Редко мертвец впадал в подобные ассоциации, со скуки, быть может. Вот и сейчас на него напала эта пелена. Всему виной голод и задача. Нельзя останавливаться на достигнутом, нужно больше живых. Мейз теряет нити, погружаясь в пустоту.

Отголоски. Теперь он следовал по ним: запахи, звуки. Этому месту присуща тишина. Недавно отсюда, со стороны доносились странные звуки. Дыхание. Шорохи. Явно кто-то чужой, не здешний. Даже новоиспеченная мертвечина, по его личным наблюдениям, не издаёт столько лишних звуков, как этот "некто". Мейз не может это оставить без внимания. К тому же, воздух зажёгся новым откликом. На территорию проник живой волк.

Эта мысль ужалила его, и ему на миг показалось, что он слышит приказ Шута. Сейчас голос из ниоткуда был бы весьма кстати. Мейз плавно заскользил вниз, стараясь не шуршать листвой. Теперь он чётко просчитывал свои шаги: ступал медленно, будто плыл, почти неслышно. Действительно, недалеко от коряги и подъёма наверх сидел волчонок. "Бедняжка, потерялась", безо всякого сожаления протянул в мыслях мертвец. Его собственный голос скрипел, точно старая дверь в заброшенном доме. "Снова". Мейз должен был удивиться: перед ним его первая жертва, которую он однажды отпустил. Внутри всё буквально оживилось, он почувствовал вонючую и пустую слюну, что стекла по его горлу. И теперь уже не важно, отголоски ощущений то были или реальная влага, голову захватило удушливое чувство ненасытности, будто волк не ел почти неделю и умирал от голода. На миг он даже отключился от мира.

Мертвец приближался к своей маленькой жертве, как кошка к голубю: он замирал время от времени, не отрывая взгляда от объекта напротив, только водил ушами, если слышал посторонние звуки. Но ничто и никто не могло нарушить его концентрации. С каждым движением всё ближе и ближе.

Предательски щелкнула ветка под его лапой.

Малышка дернулась, обернулась и сжалась в комочек. Мейзу только это на лапу: он выпрямился во весь рост, выпятив рассеченную раной грудь, и решительно, даже стремительно, двинулся в сторону Рэмиэль. В этот раз он не будет таким милосердным. Он быстро сократил расстояние между собой и напуганной малышкой, затем резко рухнул перед ней в игровой позе. Правда, хвост не вилял. Волчонок находился в опасной близости с ним: зомби расставил лапы по обеим сторонам от малышки, а мордой едва ли не соприкасался с её лобиком и макушкой.

Его не особо волновало, что она тут забыла совсем одна.

Из пасти мертвеца донеслись глухие, низкие, наполовину рычащие звуки, местами напоминавшие вой. Он растягивал их, глумясь над хрупкими нервишками Рэмиэль, будто пытался что-то выговорить, но получался лишь бессвязный гул.

Знает ли Шут об этой малышке? Наверняка, но пока не даёт команды. Голова пуста, как небеса, в них нет никакого Рая. В такую чушь верят глупцы или отчаявшиеся. Мейз вслушивался в эту тишину, нарушаемую отголосками собственных реплик. "Интересно. Сколько она продержится? Сбежит - укушу. Побежит - снова укушу", шуршали мысли, словно змеи, что выползают из-под корней старых деревьев и при движении шевелят опавшими листьями. Раз за разом, зомби всё больше хотел откусить от беззащитного дете кусок. Пусть не такой большой, чтобы убить её или заставить верещать во всю глотку, нет. Ведь он, на какую-то часть, совсем не хотел, чтобы его игру с едой обнаружили другие. Впрочем, такая сопля не понадобится Нечисти, она не годится, именно поэтому он планировал оставить её в живых. Снова. Теперь стало ясно, отчего Голос молчит. Еще не время.

Скемейз видел глаза живых. Они всегда бегают, туда-сюда, вверх и вниз, мерцают их белки, злополучные, мерзкие. Да их хозяева, впрочем, далеко не ушли от своих органов: подвижные, теплые, несовершенные, уязвимые. Конечно, и мертвечина далеко не бессмертна, но, всё же, преимуществ у неё больше, чем у обычных волков. Как же нелепо сейчас сдавал назад волчонок. Видимо, её ни чему не успели научить. Тем и лучше. Лапки работают жалко, она могла бы уже рвануть без оглядки наутек, но решила смотреть своему страху в лицо, вернее, в морду. Похвально, правда, волк не поощряет своих жертв, а наказывает.

Мейз выпрямляется и следует за ней, постепенно наклоняя голову. Он не скалился, просто шёл, не издавая ни звука. Жалко-жалко выглядит сейчас та, которой он сохранил однажды жизнь. На миг мертвец даже усомнился, стоит ли её отпускать и в этот раз? "Стоит. Подрастёт - снова поймаю, но уже убью", подумал он. Грех терять такую необычную жертву. Интересно, а согласится ли она, раз зашла сюда, поиграть в одну интересную игру? Пятнашки со смертью.

Когда та забралась под корни, видимо, грохнулась еще, Мейз зафиксировал громкий и неуклюжий "плюх", что донёсся оттуда, и решил подождать. Она должна выйти, а бежать ей некуда. Новоиспеченной нежитью здесь даже не пахло, так что зомби не особо переживал, что сюда может кто-то прийти.

- Где же ты, деточка? - открыл пасть он, прогудев на своём, мертвецком языке.

Он не раз замечал, что живые их не понимают. Так что он, можно сказать, разбавляет для себя атмосферу, раззадоривает внутреннего маньяка. Игра с жертвой - то еще развлечение, и ему не хотелось её так быстро заканчивать. Что же придумать для этой путешественницы недоделанной? Пока та прячется и скулит в темном уголочке, можно пораскинуть остатками мозгов. И у него появился план.

Когда из-под корней донёсся писк, Мейз принялся ходить туда-сюда мимо лаза, рыча, пока вдруг не застонал. Этот звук был похож на могильный, полный боли, умирающий хрип, и тело черного с громким стуком упало на землю. Он притворно замер, упал как раз на ту сторону, где был глаз, чтобы малышка не догадалась о его состоянии сразу и ей видна была лишь пустая глазница. Он рухнул мордой прямо перед лазом, так что если Рэм захочет выйти, то обязательно пройдёт мимо его морды. Иначе никак.

Её ничто и никто не спасёт. Если малышка осознанно решит нарушать правила игры, ей же хуже. Арифметика простая: она - пешка, которая зашла слишком далеко на вражье поле. Недалеко от неё томятся вражеские фигуры, им ничего не стоит оборвать её мимолётный, лишённый препятствий путь. Её наивность не забавила его, все живые при виде его отступали, пятились, поджав хвост. Кто же они, те, у кого в глазах вечный свет жизни? Кто так громко вопит? Настойчиво бьёт? Жалкие твари.

И эта мелкая не уйдёт отсюда просто так. Не мёртвой, так покалеченной.

Мейз по-прежнему лежал неподвижно, мир будто замер для него, он чувствовал его иначе, не так, как Рэм, которой не судьба так просто отделаться. Шут не поощряет повторной поблажки, но он никогда не против мини-игр, так почему мертвец не имеет права оставить о себе на память шрамы, искалечить и душу, и тело живого существа? Никакой морали. Разные жертвы ему встречались. Они махали хвостами, лязгали челюстью, скулили, пятились, как эта, но не получали желаемого. Что они, живые для мертвых? Лишь цели, которые изредка превращаются в презабавнейшие игрушки.

Мертвец впал в некое забвение. Он слышал быстрое сердцебиение малышки, но не своё. Каждый её шаг отдавал шорохом сухой листвы под лапками. Она тихонечко дышала, даже, кажется, поскуливала, либо это иллюзионная мысль из недавних событий. Хотя, что это внутри: пыль, тараканы, шорохи, пустота. Если туда закинуть кого, перекрыть все входы и выходы наружу, от него ничего не останется. Теперь понятно, почему живые так боятся мертвецов: внутри них - пустота, и её активность непредсказуема.

Вот, малышка, думает, что Мейз даёт ей уйти. Как бы ни так. Координатор не так прост, он лишь играл, так сказать, в смерть. Тын-дын, неуклюжая походка участилась. А шуму-то сколько. Не умеют твари дрожащие уходить так, как им подобает: тихо. Вдруг, волк резко вскочил и, даже чуть подпрыгнув на месте, метнулся за черной точкой, что так выделялась среди бледных и сухих листьев. Лапы вытягивались, словно пасть, и уходили назад, точно клыки прятались под губы. Он стремительно сокращал расстояние между собой и ею. Неумолим и беспощаден мертвец в охоте, что захватывает его с головой.

Он рявкнул бессвязно, словно чудовище, которое дало о себе знать. Нет, он не отстанет от малышки и будет преследовать её, пока она не повзрослеет. А там уж..

"Кого ты пытаешься запутать, деточка?", неистовствовала его мертвая душа, она тянула к Рэм свои грязные, болотные, ужасные лапы, от них веяло смертельными и страстными объятиями, какие только можно представить, когда убийца находится в опасности близости со своей жертвой. Координатор сдерживал себя, на какую-то часть, от решающих действий. "Но мы всего лишь поиграем. В тот раз я устроил тебе эстафету, чтобы добежать до своей стаи и позвать на помощь. Сейчас - салки. И я вожу", волк настиг свою жертву и вцепился мощной пастью ей в холку. Он сразу проткнул ей кожу, первая хватка всегда безумна и страстна, и отголоски мертвой составляющей вспыхивают, так что невозможно остановиться. Тело наклонилось вниз, и он вместе с Рэм падает на землю, правда, сам перекувыркивается лениво и небрежно через неё, ощутимо придавив на пару секунд ту своим телом.

Его массивная фигура прокатилась, шурша, по земле. Координатор, не теряя времени, вскакивает на лапы и подаётся передним корпусом назад, выгибая задницу. Он чуть наклонил морду, обрывисто, с явным нетерпением зарычал. Дернулся телом, будто его пробила короткая конвульсия, замер. Его хвост пару раз вильнул, слабо, медленно. Он играл с ней в свою игру, диктовал правила.

- И... ди.. - смогла расслышать Рэм через затяжной гул, что донёсся из его пасти.

Единственный глаз испытующе смотрел на неё, неотрывно.

- И.. ди.. - повторилось от него.

Она завизжала так, будто разбилось стекло. Мейз поморщился разочарованно: неужели его жертва одна из сотен, которых он убивал, потому что они верещали? Лапки бедной дрожали от напряжения и свежих ссадин, отголоски крови долетали до него, но не вызывали жгучей страсти. Бедняжка: вот-вот, и упадёт! Как веточка по весне, которая, кстати говоря, в этих краях трещала морозцем, как косточками, которые перегрызают мощные клыки, и сладостная, благоговейная мелодия плача и обрывистого хрипа доносится до ушей. Одно он знал точно: в его распоряжении всё. И она сейчас принадлежит ему. Теперь мелкая принялась хныкать. Вроде, так у живых принято называть жалкие, пищащие, мерзкие и тонюсенькие звуки? Впрочем, не суть, но выглядело очень забавно. И бесполезно. Ничто не смягчит темного тирана и, уж тем более, пустые слёзы. Он убивал всех без разбору: и волчиц, и волков, и потомство, даже тех, кого можно смело называть сверстниками запятнанной жертвы. У всех был один конец, которого не под силу избежать. Зомби отрывисто загудел и начал приближаться. С каждым шагом он становился всё больше, точно пропасть, грозясь накрыть родное пятно на фоне серого и померкшего мира.

- Идии-и-и ко мне, не оби-и-ижу, - шипел он, а сам в предвкушении проводил гнилым языком по смердящему небу. - Де-е-еточка.

Вонь, что шла из его пасти, становилась невыносимой. И тут малышка решила оскалиться своими маленькими зубками, которые ничто против мощных клыков настоящего, взрослого, крупного хищника. "Думаешь, это тебя спасёт?". Разве она жаждала триумфа, раз решила показать мнимую смелость? "Да вот только не ведаешь о последствиях. Я вижу, всё это время щадил тебя зря, поэтому ты совсем вышла за рамки моей игры. Что ж, раз ты так захотела, то я согласен", зомби обошёл её два раза. Он передвигался неровно, подергиваясь от каждого движения живого объекта, который пребывал не то в страхе, не то в нерешительности. На втором кругу он слегка покусывал волчонка за бока, прямо как в сказке. Придёт мёртвенький волчок и укусит за бочок. Правда, тут была самая, что ни на есть, изощренная форма страшилки, которая перерастала в кошмар, ведь Мейзу ничего не стоило похоронить её прямо здесь, без свидетелей и права на жизнь. Он вообще не считался ни с кем, Рэм -  в том числе. Раззадоренный садист - еще цветочки, а вот раздраженный и увлеченный игрой - уже ягодки. Раны и кровь, крики - всё это будет продолжаться до тех пор, пока ему не надоест растягивать мучения своей жертвы. И малышке из Ядовитого тумана ох, как не повезло встретить именно Координатора с жуткими и кровожадными, нестандартными манерами.

Тот звук, что издавала бедняжка, ему очень понравился. "Давай, скули еще", он укусил её, но уже за сухожилие, чуть больнее. "Моя живучая, маленькая дрянь", вдруг Мейз с рыком метнулся в сторону своей жертвы. Рэм должна понять, что игры закончились, и первобытная суть, как и жажда крови, с грохотом вырвались наружу в страшном, холодном и клокочущем рыке. Челюсти мертвеца не ухватили ничего. Маленькое пятнышко побежало в сторону деревьев. Не зная броду, говорят, не лезь в воду. Он не даст ей уйти. Теперь им манипулировала ярость и желание разодрать ту в клочья, и всякие мысли, что дурманили его, путали, исчезли, как по щелчку. Состояние аффекта у мертвых схоже с адреналином, только в 2 раза сильнее того, поэтому им так трудно выйти из него. То ли по воле Шута, то ли сам мертвец понял, как нелепо он выглядит и даёт, в каком-то смысле, присмотреться к себе, но он оборвал свои милосердные жесты. Теперь только погоня утоляла его черное нутро, желающее поглотить Рэмиэль.

Волк подрезал её на углах, гонял туда-сюда. Настойчивость малышки грозилась стать ей погибелью: с небольшими ранами и ссадинами передвигаться не сложно, но боль, так или иначе, моментами тормозила ту. Когда впереди показался свет, мертвец затормозил. Но не из-за этого: он услышал крик. Значения не разобрать, а черная точка прыгала вдали, средь светлой травы. Он долго смотрел на неё единственным глазом, на торжественный, но перепуганный бег, и в зависти скрежетал зубами. "Тебе очень повезло, шпана. Я тебя убью в следующий раз. К тому же", Мейз хмыкнул себе под нос. "Вечно маленькой ты не будешь", и чёрный палач скрылся в тени сухих деревьев. Пару раз прошелестела листва, и всё стихло.

Неизвестно, что ждёт Рэмиэль в будущем, но этот кошмар она должна запомнить на всю оставшуюся жизнь.