Если хочешь услышать о себе хорошее - умри.
Ф. Ницше
Смотреть на то, как смерть уносит жизни с собой - приятное зрелище. Нет. Она вовсе не садист, маньяк или помешанная. Те, которые сейчас за гранью этого мира - люди. Они ведь хотят, чтобы их было больше? Мысль о том, что их существование прекратится заставляет работать животный инстинкт. Размножаться, плодиться, приумножать свое, и без того большое, количество.
А она лишь хочет того же. Пополнять свои ряды. Но ей не дано. Она - мертва. И мысль о том, что пополнять свои ряды убитыми живыми - не в ее компетенции, порой съедала и без того умерший мозг.
«Мертвое - это хорошо убитое живое.»
Едва яркие, но не греющие, лучи солнца стали падать на землю, как туман тут же испарился. Поднимающееся откуда-то из-за гор солнце дарило всем свое тепло и говорила: "здравствуй мир! А вот и я! Я согрею замерзшего, но сожгу жаждущего в пустыни." Жестоко. Но что поделаешь?
Хоть она ничего и не чувствует, но ей нравится, когда ранние утренние лучи солнца едва припекают темную шкуру на спине и мохнатой шее цвета ночи. В голове никаких планов. Снова просуществовать этот день впустую — вот ее план на сегодняшний и даже бессмысленный день. Тенебрис даже слегка расстроилась, опустив потрескавшиеся уголки губ. Подергивая искусанными ушами, Тенебрис слышит, что где-то недалеко есть речка. Она слышит шум воды, но не чувствует жажды. Ни жажды, ни желания попросту поднимать вновь свои "Живые" повадки. Утро. Лес. Что еще может радовать обоняние, как эти запахи? Конечно, запах живых утречком. Загоревшееся где-то внизу живота ярким пламенем желание пролить чью-то кровь желание разгоралось с каждым шагом на тот запах, что так сладко манил к себе. Кто-то считает запах живых отвратительным, а такие как Тенебрис - это редкость. Будучи немного со сдвигом в голове, черная стремительно двигается к запаху. Уже чуть ли не галопом.
Есть у нее удивительная способность - чувствовать жертву. Чувствовать ее страх. Он манит. Едва ему стоит появиться, как черная приходит. Она чувствует тех, кто ее ненавидит. Чувствует волнение. А это маленький шаг к страху, а там уже и до паники рукой подать.
Наконец тело ее показалось меж двух больших стволов. Она стоит боком к той, от которой исходил аромат живых и гулкое рычание. Но сравнится ли оно с тем, что вот-вот должна издать черная, уже открыв пасть. Верхняя губа поднялась настолько сильно, что, казалось, нос не крепился к черепу никаким местом, от этого четко были видны помутневшие десна, а ровный ряд потускневших зубов уже пропускал через себя мертвое рычание. Естественно, оно отличается от рычания живого волка. Живой напрягает свои связки, горло. А мертвая нет. Ей не нужно напрягаться, чтобы поразить рычанием даже медведя. Ворон, что все это время сидел на загривке черной, вдруг показался из-за "укрытия", стремительно рванув в сторону, на тот момент еще не знакомой, волчицы. Облетев ее над самой головой пару раз, он едва коснулся когтистой лапкой уха волчицы и тут же взмыл в небо. Не проходит и секунды, как тот уселся на ближайшую ветвь сосны, громко огласив свое и Тенебрис присутствие. Его клич заставил мгновенно прекратиться громкое рычание черной твари, будто ею движет эта проклятая, черт ее дери, птица. И что теперь?
Она молчит. Не двигается с места и сомкнула пасть. Это что, приветствие у нее такое? Она лишь ответила на рычание живой тем же, но в двое сильнее и громче. Никакой агрессии, так сказать. Она чувствует, как в первую же секунду обстановка в этом месте накалялась.
« И сюда черт живых заносит... Это не территория какой-либо стаи. Значит она одиночка. Не смею даже сомневаться.»- подумала она, ухмыляясь своим мыслям в тот момент, когда эмоции на ее морде застыли, словно цемент. Она просто наблюдает, какие обороты примет столь внезапная встреча.