Когда уходит родная душа, вслед за ней уходит и тело. Внутри остаётся лишь пустота. И как ни банально, ничто не может её заполнить. Да, заезжано до одури. Но что поделать, если это правда? Если уход близкого — это действительно трагедия, которую по-другому не опишешь. После неё не остаётся ничего, кроме оболочки, продолжающей жить по инерции. А если это твой единственный близкий? Единственная поддержка? Единственный, кого ты любил и за кого был готов не просто умереть, а спуститься в самое пекло ради его улыбки? И если он умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?

В поисках утешения Йен забрела сюда, в одинокую рощу, неподалеку от земель Призрачных Следов. Ещё не хватало потеряться для полного счастья. Состайники то и дело высказывали свои соболезнования, жалели.. Йен ненавидела, когда её жалели. Волчица не держала на них зла, они хотели, как лучше. Не понимали, что причиняли боль. Ты бы смог пережить такую боль? Потеря близкого как повреждение органа, как смерть. Разница в том, что смерть — это конец. А это? Это может продолжаться вечно. Мы всегда думаем, что с нами этого не случится. Не в нашей жизни, у нас все хорошо, относительно неплохо. Тысячи волков умирают каждый день, но положи труп в центр лагеря, и они сходят с ума. Если бы волки могли плакать, Йен бы заплакала. Зарыдала. Громко. Всхлипывая и захлёбываясь слюнями и соплями. Но волки умеют только выть. И весь свой голос Йен сорвала ещё в тот день. Распугала всю дичь вокруг да и своих состайников. Провела у целителя несколько дней, восстанавливая голос. Так звучит отчаяние.

Они с Бреном никогда не были нежны и ласковы по отношению к друг другу. Это были типичные отношения брата и сестры, которые основывались на соперничестве и подкалывании. Но они оба обожали это, хоть никогда и не говорили в открытую. Напрямую они, скорее, осыпали друг друга ругательствами и ссорились. Со стороны они, наверное, казались врагами. Но на деле это было не так. Случись что у кого — вся любовь тут же находила выход. Лежали в объятиях, долго-долго разговаривали и ещё дольше смеялись. А потом на следующий день по новой друг друга ненавидели. Это были лучшие взаимоотношения между близкими, как считала Йен. Там не было наигранной слащавости и надоедливой чрезмерной заботы. Всё было искренне прямолинейно и душевно. Так как надо. Наверно, поэтому у Йен таким сложился и идеал супружеских отношений. В представлении Йен настоящая любовь и ненависть живут в одном логове и дополняют друг друга.

Волчица остановилась у ручейка и заглянула в водную гладь. «Нет, так не годится. Что-то ты совсем расклеилась. Ты должна собраться. Ему не нравилось, когда ты выглядела жалкой». Йен выдавила ухмылку. А спустя миг вновь скривилась. Она сглотнула подступивший к горлу комок и закрыла глаза.

Иногда мы задаемся вопросами. Почему я? За что? Чем я так провинился? Йен — не исключение.

Отредактировано Йен (02.01.2020 23:46:10)

Тишина. Спокойствие. Безмятежность.

Хруст ветки вдалеке. Сильный аромат трав. Надо сказать, приятный.

Йен напряглась. Пусть это птица или кабан, или волк. Отныне пренебрегать осторожностью она не станет. Волчица не сдвинулась с места, сильнее впилась взглядом в водную гладь и когтями в землю, прислушиваясь. Вскоре появился источник этих звуков.

— Привет! Я хочу пить. Ты не нападешь? — Йен подняла пустой взгляд. Фыркнула. И снова уставилась в ручей.

— Будь моя воля, я бы уже прижала тебя к земле, — Йен не сдержала злобу в голосе. Но быстро поняла, что нагрубила. В конце концов, напротив неё не ровесник, а все-таки ещё практически щенок, совсем ещё «зелёный» подросток. Понимая, осознавая этот факт, Йен не могла настроиться на дружелюбную волну. Не сейчас. Она в принципе привыкла быть холодной, а уж сейчас..

— Расслабься. Наслаждайся водой.. и детской безмятежностью, пока можешь. — Это как раз то, чего не хватало. Вылить свои депрессивные мотивы ребёнку. Так держать, Йен. Давай, мало ей юношеского максимализма, подчерпнет от тебя ещё всякую печаль, вырастет унылой волчицей. Глядишь, ещё в будущем встретятся — не мудрено, рядышком же живут. Встретятся, и Йен самолично ощутит свое влияние.

Волчица снова подняла взгляд на незнакомку. Теперь она оглядела её более внимательно. Тот факт, что чужачка перед ней — одиночка, Йен поняла уже давно, стоило только услышать её запах. Но оглядывая её сейчас, сделала для себя новые выводы. Очевидно, подросток не знал бед, серьёзных, конечно же. Либо всё было настолько плохо, что эта незнакомка искусно научилась делать вид, будто всё хорошо, когда на деле это не так. Но Йен склонялась больше к первому. Если подумать, то сейчас Йен как-то странно, точнее, немного по-другому воспринимала окружающую действительность. Вот и анализирует жизнь незнакомки на предмет бед вместо того, чтобы представлять потенциальную опасность, как сделал бы любой другой хищник на уровне своих внутренних потребностей.

Негативные события нас меняют. Когда они происходят, начинаешь воспринимать мир по-другому. Словно через призму этих бед, произошедших с тобой. Вернуть былое уже невозможно. Так же, как и взрослые никогда не смогут видеть мир таким, каким его видят дети. Каким его видели они сами, когда были детьми.

Вот почему отношения с братом были идеальны. Брен никогда не распылялся на наигранное дружелюбие и заботу. Собственно говоря, от них Йен давно отвыкла. В конце концов, искреннюю доброту мало, от кого можно было получить. По крайней мере, так считала Йен. На деле она любительница утрировать. Да, было много бед, это отразилось, оставило шрамы, но всегда были те, кто искренне хотели помочь. А Йен их отталкивала. Сама того не понимала, но отталкивала.

— Меня зовут Ракша, — Йен склонила голову набок. Она всегда так делала, когда удивлялась и недоумевала. Привычка. Он приучил. Воспоминания вновь ударили в голову. Память обожгла зарастающие рубцы, не давая им шанса стать шрамом. Со всеми своими мыслями Йен вновь проигнорировала дружелюбие уже знакомки. Когда Ракша вновь подала голос, волчица с удивлением перевела взгляд на свой нос. Удивительно, чем он привлёк бабочку. Может, волчица заболела, и он нагрелся? Или так погрузилась в свои мысли, что даже не увлажнила его языком? Скорее, последнее. «Примета, значит». Про себя Йен отметила, что никогда такой не слышала. В голове всплыли слова из детства.

— Знаешь, добрые приметы следует изобретать самостоятельно. Бабочка села на нос — к удаче. Так и запомним. И день проживем соответственно, — в голове всплывали образы прошлого. Как они с братом слушали рассказы стариков и ни черта не понимали морали в конце. Им был интересен лишь основной сюжет: любовь, драма, битвы. Мораль не понималась, а вскоре и забывалась. А потом всплывала самым интереснейшим образом. Вот как сейчас, — нам это рассказывали наши старики в детстве. — Тёплые воспоминания накрыли, и волчица не сдержала легкую улыбку. Это улыбка прошлого, с ноткой тепла и приятной ностальгии. «Похоже, пора возвращаться в реальность»

— Ракша, кажется? — это был , скорее, риторический вопрос. Йен это спросила просто, чтобы была какая-то прелюдия. Она была уверена, в том, что правильно запомнило имя новой знакомой, — так что ты тут делаешь совсем одна, Ракша? Тебя родители не ищут? — У вопроса, само собой, было основание и помимо вежливого подтекста. Было важно узнать, рядом ли взрослые волки, породившее это дитя. Окажись это так, стоило бы как можно быстрее уносить лапы. Вряд ли бы им понравилось, что их дочь беседует с взрослой стайной волчицей. Может, за собой Йен не всегда замечала. Но хладнокровие она научилась сохранять всегда. Она могла позволить себе слабину, но тут же реабилитировать её обоснованной холодностью и логикой. Врасплох уж её не застанут. Теперь уж точно.

Значит, они здесь. В радиусе восприятия воя. Территория Призраков внезапно показалась более привлекательной, чем обычно. Нет, Йен всегда любила свои земли. Она выросла там и прониклась особенной любовью к болотам, топям и непроходимым лесам. Ей доводилось говорить с выродками из других стай, каждый из них не способен был понять, как они уживаются там. Но уживались. Волчица всегда говорила, что это аргумент, почему Призраки — самый сильный конкурент среди них всех. Любит задирать нос. По-юношески, необдуманно и горячо. Брен тоже любил. Цепочка образов болезненно врезалась в сознание. Поморщившись, Йен подняла голову на собеседницу.

— Конечно, не маленькая, — волчица честно старалась звучать серьёзно, но мысленно она всё же усмехнулась. Настроение как-то само по себе поднялось. А негативные мысли унёс ветер. Удивительно, как этой малышке.. ну то есть, абсолютно взрослой и независимой самке удалось легко заставить Йен забыть о своих печалях. Эх, детство.. Дети всегда у Йен почему-то вызывали только положительные эмоции. Эта беззаботность, умение радоваться всему вокруг: солнцу, травке, матери — просто так, без всякой корысти и на то причин. Просто потому что оно есть в этом мире. Потому что они умеют радоваться жизни. В пору и позавидовать этому чудному умению.

Стоило ли раскрывать имя? А скрывать? Йен рассудила, что это не секретная информация, да и пользы от неё не больше, чем от камня в воде. Так что почему нет? Вряд ли с Ракшей они ещё увидятся, так что почему нет. Серая не забыла об осторожности, но в этот раз посчитала, что всё максимально безопасно и предусмотрено настолько, насколько вообще может быть возможно в данной ситуации.

Йен, — коротко, лаконично, с холодком. Начинало входить в привычку. «Мне нравится». Мысль о скором побеге не покидала серую. Стоило отделаться побыстрее, но и вдруг кинуть мелкую тоже не хотелось. В конце концов, Ракша к ней искренне со всей душой.. Тяжело вздохнув, волчица вопросительно взглянула на малышку. Честно говоря, с годами желание болтать без причины уменьшалось в геометрической прогрессии. Но если та выдумает какую-нибудь беззаботную тему, Йен, возможно, её разовьет. Хотя иногда помолчать было приятнее всяких пустых разговор. Да.. С годами начинаешь ценить тишину.