_{stay in your coma}
^{in your own frustration}
Шаг вперёд. Тишина. Шаг вперёд - прямиком в туман. Густая белоснежная пелена. Какое-то неуклюжее божество пролило кувшин с молоком? Или коварный ветер согнал облака с небес и положил их на землю? А может, сама природа укутала землю в белое одеяло? Как много вопросов возникает, если просто посмотреть вокруг. То тут, то там - сплошь непонятное, интересное. Как хорошо в такие моменты быть нежитью и ни о чём не задумываться. Тишина и туман - это факты, и они не требуют дополнительных объяснений.
Пустой взгляд вперёд, состояние полного спокойствия. Туман впитался в сознание, и теперь в нём так же белым-бело, как и на горном озере. Что видно перед собой? Лапы двигаются медленно, они ощутимо потяжелели - свинцом, что ли, налились? А кроме лап - что там? Что под ними? Почва холодная, попадаются камушки, а во-о-он там, буквально в метре от нежити - коряга. Наступишь, и будет звук. Это мертвец знал так же точно, как знал то, что его поход абсолютно беспричинен. Что ищет Фархат у озера? Постойте-ка...озеро - это.. что это такое, кто-нибудь может напомнить? Кто-нибудь? Ты, пучок вялой травы или ты, серый булыжник у воды?

Фархат двигался чётко вперёд, медленно сокращая расстояние между собой и берегом. Голова была опущена вниз, а уши и хвост пребывали в абсолютно расслабленном состоянии. Исключительно тупой взгляд был устремлён чётко вперёд и не зациклен на какой-либо конкретной точке. Просто вперёд, всегда вперёд. Что вообще могло сбить этот взгляд? В тот момент волк был похож на первичных зомби. Да-да, если его поставить в компанию к таким, то он идеально туда впишется! Бездумно бредущий, бесцельно перебирающий лапами, абсолютно безучастный.
"Бульк". Передние лапы оказались в воде по самое запястье. И вот, Фархат поднялся до уровня вторичной нежити. Реакция на новые условия была весьма и весьма скудной. Он всего лишь опустил морду к лапам, чуть ли не уткнувшись носом в воду. От лап в разные стороны расходились причудливые круги. Разрушая идеальную гладь, они устремлялись вперёд - туда, где снова густеет туман. Взглядом седой проводил один такой импульс - весёлое занятие, ничего не скажешь. Сновал уставился на воду перед собой, всё так же не покидая её прохлады. Оную волк бы счёл приятной, расслабляющей, если бы он чувствовал эту свежесть, но увы, ему оставалось лишь довольствоваться визуальным. В воде танцевало небо. Всё обтянутое серой кожей, прямо как сам Неживой, оно было безмерно спокойным, хотя и волновалось неистово, подобно дикой птице в охваченной огнём клетке. Вскоре волнение утихло, и небо в отражении замерло. Остался лишь волк. Волк и тучи над ним.
Пожалуй, он постоит, пялясь на воду, ещё часок другой. Это ведь самое толковое использование отведённой мёртвому вечности.

Щелчок - вот, что было главным в сломавшейся ветке. Под лапой волчицы она раскололась не на две и, возможно, даже не на три части, произведя на свет несколько оттенков звука. Однако до нежити не донеслись эти оттенки, они застряли в загустевшем воздухе, были сожраны голодным туманом или просто пропали без вести. До ушей волка донёсся лишь первый, самый громкий и резкий звук.
Впрочем, животное сразу не отреагировало. Осознание того, что этот треск снова издала вода под лапами, пришло само собой. Вода безопасна, и серый поверил в то, что тихий омут захотел поговорить с ним. Может, ему стало одиноко? Туман - не лучший собеседник. Он умеет слушать, но никогда не отвечает. А ещё, он часто играет со звуками, заставляя их проходить по невиданным лабиринтам пустоты и тем самым задерживая их во времени. Как раз с такой временной задержкой и дошли до ушей нежити те самые "оттенки". Одно ухо медленно - подобно старому, заржавевшему механизму - повернулось к волчице. Она продолжала издавать едва-уловимые шорохи, шагая назад. Любой другой на месте Фархата и не услышал бы, но разве есть что-то невозможное для того, кто уже переступил грань разумного и объяснимого? Пожалуй, нет.
Голова нежити плавно повернулась в сторону живой. Полный безразличия взгляд упёрся в голубые глаза снежной хищницы. Нежить изначально знала, что бежевая самка пришла к воде, но для него она была лишь частью общего фона, не требующей особого внимания. Пришёл момент, и она стала постепенно выделяться.
Белая; взъерепененная - после взбучки или бега?; смотрит осторожно. Как оказалось, Тэйра не была для нежити главной героиней происходящего. Она была равна разве что камушку или веточке, что он видел по пути сюда. Ещё одной деталью окружающей среды, матушки природы. Карие глаза поползли по телу волчицы. Если бы не запах мертвечины и не неестественно свисающая шерсть вместе с кусками кожи на шее, отличили бы его от живого? После того, как глаза закончили путешествие, они вернулись обратно - к очам, которые давали гораздо больше информации, нежели стройное, строгое тело. В них было что-то интересное, заразительное. Она боится? Завиток шерсти на шее слипся и оттопырился. Лапы немного испачканы.
Нежить не двигалась с места, она просто смотрела на волчицу. Хат застрял в сетях расслабленного состояния и никак не мог выпутаться. Ему нужен был более веский толчок, чтобы стать как все - снова окунуться в удовольствия жизни третичной, более разумной нежити. Снова загораться злобой подобно зажигалке и жаждать крови. Но его глаза, глаза, бывшие когда-то живыми, выглядели по-настоящему пустыми. Никакой искорки, что сопровождала взгляды охваченных яростью неживых, не было. Он не был похож на нападающего охотника, он ничего ещё не понимал и убивать не собирался. Он безмолвно наблюдал за волчицей с таким же безразличием, с каким он чуть ранее смотрел на воду.

Не двигается, - продолжал констатировать волк. Его мысли не были чем-то определённым. Они вечно застревали на уровне интуиции. В голове волка всегда было такое состояние, какое бывает у существа, отчаянно пытающегося сформулировать истину словами. Это существо всё прекрасно осознаёт и понимает, но не может выразить это даже мысленно, не может подобрать слово, способное передать полноту его чувств. Его мысли всегда были обрывочными и ограничивались только визуальным восприятием мира. Иными словами, что перед глазами - о том и думал. Говорил он точно так же: чаще всего зная, что хочет сказать, он не мог вспомнить вертящееся на языке слово и потому бросал тщетные потуги уподобиться живому волку. Даже в общении с нежитью он был максимально неразговорчив, испытывал колоссальные сложности в общении, тогда как некоторая нежить поумнела до таких пор, что может складывать целые предложения, скрепляя слова в одну длинную смысловую цепочку. А Фархат, будто умственно отсталый среди нормальных, ограничивался одним лишь: Снег. Слезной проток стрелкой. Усы белые или серые?
Подобно мраморному изваянию Тэйра замерла на месте. Она просматривалась так хорошо, словно сидела у самого носа немого собеседника. Вся как на ладони. И вдруг серая морда заметно смягчилась. Сначала отпрянув от воды, шагнув назад, он развернулся на месте и стал медленно подходить к волчице. Их разделяло около семи или девяти, а может и меньше, метров. Расстояние плавно таяло на глазах, а волк, в чьих глазах по-прежнему была пустота, вкрадчивой походкой шагал вперёд. Он никуда не сворачивал, шёл уверенно, но достаточно мягко. Ласковый убийца.   Самец неотрывно глядел на свою цель, но морда была какой-то чересчур спокойной.
Стоило двум метрам остаться между волками, как самец замедлился. Он почти полностью сбросил и без того небольшую скорость, но, не ведая ни страха, ни недоверия, не свернул с пути. Ещё два-три десятка шагов, и он уткнётся своим носом в нос белой. Но он не собирался в неё тыкаться, вместо этого он раскрыл пасть и подвигал челюстью вверх-вниз. Разминался, да? Из пасти пахло по меньшей мере отвратительно. В желудке гнил и разлагался завтрак двухлетней давности вперемешку со слабым ароматам крови. Нижняя челюсть и шерсть вокруг губ вблизи были ещё более грязными, чем казалось издалека. Собравшаяся локонами шерсть имела тёмно-коричневый, а иногда и чёрный цвет - и не стоит объяснять, что за жидкость так окрасила седоватую морду. Может быть, на устах серого ещё сохранилась кровь родственников или друзей Тэйры?
Хотя самец и не торопился заводить разговор, он открыл пасть вовсе не для того, чтобы напугать живую или спросить у неё, приятен ли его запашок. Через какое-то время, когда чудовище оставило между собой и белой не больше метра, оно наконец подало голос.
- Бла..й...а, - прохрипел он, снова проглотив важную гласную. Из носа и пасти клубом вылетели частички пыли. Как радостные мотыльки, выпущенные на свободу из тесной банки, все пылинки тотчас разлетелись в стороны, и следующая попытка содержала в себе уже меньше хрипоты, нежели первая, - Белая. Есть! Он сказал это, хоть и протянул две последние гласные дольше положенного. Но серый остался недоволен почти идеальным произношением. Он резко щёлкнул пастью перед носом собеседницы и наконец остановился. Около пятидесяти сантиметров было между Тэйрой и её смертью. Но причин бежать пока не было, хотя карие глаза странного встречного и загорелись яростью на одно мгновение.
- Бела...я? Вот. Теперь то, что надо. Он постарался и пискнул на последней "я", чтобы придать слову вопросительную интонацию. И зачем же ему понадобилось спрашивать у волчицы о цвете её шкуры? Кто эту нежить вообще поймёт? Главное - не делать резких движений.

Отредактировано Фархат (30.07.2014 19:00:26)

В этом тумане волчица выглядела особенно загадочной. Казалось, что это место - то, где она должна находиться всегда. И если бы магия смерти свершилась, то Тэйра всё равно бы не осталась здесь в виде костей навечно. Она бы проснулась и, ведомая приказаниями Шута, вступила бы в армию мертвецов. Давайте представим, какой бы нежитью она стала? Поскольку Фархат довольно изобретателен и непостоянен в способах убийства, что бы он выбрал? Окропить землю волчьей кровью? Добраться до жизненно важного органа? А может, как иногда делает Атрокс - вырвал бы глаза и сожрал их? Нет, эта утончённая снежная хищница требовала к себе особого подхода. Соберись Хат убивать, он бы сомкнул клыки на морде охотницы и языком перекрыл бы доступ к кислороду. Удушье. Самый щадящий способ убийства, разве нет?. В дальнейшем нежить очнётся с рубцами на морде, а не как, к примеру, Фархат - с разорванной шеей. Молоденькая Тэйра, имея исключительно слабый запах смерти, смогла бы собрать кучу волков и привести их в лапы к рекрутам. А может, она сама бы оказалась в их рядах? Соберись он убивать, снежная бы уже задыхалась в грубых "объятиях" самца. Но убивать он не собирался. Тэйре смерть не к лицу.
Вместо этого он, как избалованный щенок ждёт обещанную игрушку, ожидал её ответа. Волчица не стала будить зверя, она немножко изменила взгляд - теперь она глядела уверенно, словно не боялась стать жертвой - и, что было, наверное, основополагающей причиной спокойствия нежити, не шелохнулась.
- Белая, - прошептала она. Не дав волку достаточно времени на то, чтобы всё обдумать, она продолжила: П.... белая, ... Это ... тень... молока. Именно в такой форме нежить восприняла слова собеседницы. Как известно, мёртвые плохо понимают связную речь живых. Половины из слов Фархат не помнил, и они были для него подобием иностранного языка. Впрочем, он не взбесился. Он услышал главное - белая. Она белая, чёрт возьми, белая! И голубые глаза цвета неба. Она такая, и это чертовски замечательно.
- М..., - слово оборвалось, не успев начаться.  В загробном мире Фархату стало особо сложно говорить, и иногда случалось, что он хотел, но не мог выговорить слово. Будто дар речи окончательно покидал его. Но он пытался. То, что он хотел сказать, было очень-очень важно, - моя. Кратко и ясно. Его. Его и только его. Ничья больше. Волчьи глаза ничего не выражали, но если бы могли отразить что-то помимо ярости, они бы показались нежными. Нападки в сторону волчицы почти прекратились. Он больше не двигался, разве что, выдержав паузу, он резко наклонил голову на левый бок (что аж косточки хрустнули) и спросил с той же манерой пищать в конце слова, что и раньше: моя?

И всё-таки. Начиная с того же, с чего уже начинал: белая была восхитительна на фоне этого тумана. Если б она сделала несколько десятков уверенных шагов назад, границы её тела растворились бы в тумане. Видимыми останутся лишь голубые глаза. Глаза в молочном тумане. Она  выросла бы в размерах, заполнив собою всё пространство вокруг и над озером. У случайного путника наверняка бы создалось ощущение, что она везде, что она - это всё вокруг.
Друг? Разве друг? Нет, вовсе не друг. Разум хищника стал потихонечку проясняться. Просветление вышло за рамки обычного. Вот-вот настал бы момент, и он бы детально, до мельчайших подробностей вспомнил бы кто эта белая, что стоит перед ним. Почему сухие глаза так хотят заполнить слёзы нежности и любви, почему впервые почти за два года он по-настоящему напрягся. Почему ему так ощутимо тесно в этом разуме, почему он хочет большего, почему совсем позабыл о ненависти. Почему безумное влияние белого цвета чуть ли не перекрыло влияние Шута. Кареглазый не сводил взгляда с собеседницы, словно боясь, что она исчезнет. В его голове было невероятное буйство. Казалось, вот-вот он начнёт думать осмысленными фразами, мгновенно эволюционирует и оживёт безо всякого Источника, благодаря которому по легенде ожил Винтер. Если бы сердце билось, оно бы тотчас выскочило из груди. Серый переживал пик волнения. Высшая точка недоумения, все эмоции, на которые он был способен, перемешались между собой. И тогда эта каша подобно манной поднималась вверх, готовая излиться наружу. С самого дна, из самого потаённого уголочка сознания поднимался непонятный пузырь. Он-то и был нужен: все знания, вся истина, вся суть происходящего таились в нём. Достигнув поверхности, он бы лопнул, и всё - завеса тайны бы приподнялась, волк бы получил обратно способность мыслить, чувствовать, анализировать и способность жить. Вспомнил бы обо всём, что когда-то потерял. Безумный, страстный белый цвет, что же ты сделал с волчьей душою?!

- Тш-ш-ш, - гулким эхом раздалось в беспокойной голове, - Это не нужно, это лишнее. И словно огромная злая лапа царапнула этот пузырь. Он лопнул, и неоценимые знания рухнули вниз. В пузыре была власть Шута. Разум отторгал её, желая идти на свет, но всё это желание в один миг оказалось зажатым могучей, массивной лапой хозяина, даровавшего ему вторую жизнь.
- Твоя свобода. Я дал её тебе - ты хочешь её лишиться? - спрашивал голос, ударяя по самому больному месту. Неживое сердце стало тяжелым. Это чувство вины? Голос был прав. Нет ничего, что было бы ценнее свободы. Что же теперь находится там, на дне? Что с такой ненавистью пытается раздавить Шут? Память о дорогой жене - белоснежной волчице с голубыми глазами -  или о внуке, полной её копии? Он пытается раздавить любовь, что затаилась как кошка за углом? Может быть, у каждой нежити глубоко внутри запрятаны воспоминания прошлой жизни? Может, каждый мёртвый может однажды восстать?
- Тш-ш-ш, - повторял Шут, пытаясь вновь овладеть мёртвым телом. Он чуть не потерял свой контроль над бездушной куклой, - Она - тело, нужное мне... Каждое слово было понятно. Может, оттого, что Шут умело заставлял серого вспоминать и забывать разные слова одновременно, чтобы волк точно понимал его, а может, он и вовсе не умел говорить, отдавая приказы на более высоком, интуитивном уровне? Может быть, у живых волков был инстинкт, а мёртвых - Шут? Голову сдавили тиски. На глаза всё ещё просились слёзы, ярости в душе не было, лишь жгучий интерес и желание избавиться от дискомфорта. Он почти не двигался всё время, пока думал и пока волновался. Лишь глаза то грустно блестели, то дёргались, то приобретали лёгкий зеленоватый оттенок - призрачный след Шута. Зверь оставался недвижимым и практически неизменным, пока не услышал приказ: Достань его.
Злоба подобно кипящей волне накрыла волка. Глаза тотчас же налились кровью, и сам он едва видимо затрясся. Пасть открылась, но увы - разговоры окончены. Из неё раздался громкий рёв; без сомнения - он должен был убить её сейчас же. Ещё миг, и он бы сделал этот маленький рывок, который был нужен, чтобы поглотить всё оставшееся расстояние. Он бы убил её самым ужасным образом, но вдруг услышал впереди - за спиной у белой - звук. Рыжая, яркая лисица выскочила к воде, но увидев волков, она рванула в другую сторону. Рыжая, как огонь. Красная тряпка для разъярённого быка. Резким движением она спровоцировала его на атаку, и тот совершил не менее резкий рывок, повинуясь желанию. Рывок вперёд и вбок - по диагонали. Шерсть мёртвого задела шерсть снежной, и забавный завиток на шее Тэйры дёрнулся от поднятого волком ветра. Чуть-чуть правее - и он бы толкнул её в плечо, отвлёкся бы и напал именно на неё, а не на свою красную тряпку.
Ослушался ли он шута? Ещё как. Но тот не стал останавливать подчинённого, ему нужно было лишь удержать над ним контроль, а охотница всегда успеет попасться в лапы грозным разбойникам.

Что это было? Судьба или просто случайность? Сложно сказать. В мире вообще много необъяснимого.

Отредактировано Фархат (30.07.2014 23:03:12)