« Пусть каждый сам находит дорогу -
Мой путь будет в сотню раз длинней
Но не виню ни черта, ни Бога
За все заплатить придется мне! »

Поверженная неизвестной хворью, полностью потеряла контроль над своим телом. Лапы беспомощно подкосились, обронив на холодную землю. Глухой хлопок головы. Боль. Она начиналась отдаленно: тугими порывами схватывала черепную коробку, но после, разогревшись, стала терзать ее неумолимыми ударами по вискам. Судороги вытягивали тело в линию, мышцы хищницы были напряжены до предела, подобно тетиве лука, готовой вот-вот выпустить стрелу. Она горела ярым пламенем жара, однако ее все равно брал озноб. Содрогаясь от мучений, волчица смотрела на тех, что внимательно следили за ее смертью. Глаза застлали слезы, а после и густая белая пелена, лишившая зрения. Из пасти повалила пышная пена, а вместе с ней волчица испускала последние силы в мощном реве, разнесшимся по всему лесу как весть о страдании и скорой гибели.

«Блаженство рая для нищих, — подмечает рыжая, не покинутая трезвым сознанием, — гореть моей грешной душонке в Аду за все те проказы и радости моей жизни, но даже раскаяния от меня не жди». Она не видела, но смотрела слепыми глазами прямо на небо, ведя беседу с Богом, дерзко и весьма нахально показывая ему, что жалости не дождешься — Лорджи готова прожарить свою душу в Аду до хрустящей румяной корочки, но ни о чем содеянном не пожалеть. Силы иссякают. Сдаешься. Покорно закрываешь глаза, отправляясь в мрачное царство Морфея. Замысловатые картинки кружат разум в успокоенной тишине — отсутствующие мысли и на время прекращенная исступленная боль расслабляющей эйфорией воздействуют на волчицу. Главное, что не отличишь: сон это или душа несется над земными просторами?..

Обреченно и тленно существуешь целую ночь. Беспомощным живым трупом валяешься посреди болота и всякого рода гнили. Когда отступает сон, а организм ясно дает понять, что силы восстановлены, глаза раскрываются. Легкое недоумение схватывает разум. Волчица встает на лапы, но это дается ей с трудом. Сейчас все чувствовалось совсем по-иному.

«Что это значит? — недоумение выразилось на морде волчицы противным оскалом, но пото-о-ом. — А что, если рана была не смертельной? И одурела я от свободы?» Но какой свободы? Неясность заставила придти в тупик: казалось, что из головы вытряхнули все воспоминания, как бесполезный мусор. Лишь образ трех мерзких вонючих пастей неосознанно и постоянно мелькал в голове.

Привычки брали свое: долгими остановками Ло себя никогда не баловала, поэтому, странно ковыляя и причудливо расставляя лапы, хищник двинулся вперед.

Здесь не встречается никакой зелени, лишь местами вырисовываются ости сухой травы и гниющие стебли кустарника — тощие призраки позабытого лета. Легкий ветерок зябко пощипывал тушку хищной, отчего та иногда ежилась и огрызалась. Ночь, ее любимое время суток, наконец-то вступала во власть. Лорджи привыкла бродить в всеобъемлющей, но приятной глазу тьме, умело скрываясь в тени и не давая себя обнаружить. Со временем ее лапа начинала становиться тверже на землю, а шаг выглядел решительней и уверенней. Вдруг слышится голос — дрожащий, нервный. Чувствуешь, как по его нутру легкой дрожью проходит страх. Удовольствие. Нескрываемое и такое желанное. С интересом охотника волчица направляется в сторону звука, вскоре оказываясь совсем рядом и вновь внимая словам чужака. Жаль, отчего-то они казались ей неясными — то ли это был просто рык, то ли слишком быстрый говор, который ей было не разобрать.

Покинув мрачную сторону, Ло шагнула вперед. Теперь переднюю часть ее тело ласково серебрила луна, освещая каждую подробность внешности, показывая ее чужаку в полной красе. Взъерошенная от конфликтов с ветром холка явно говорила о возбужденном состоянии волчицы. Глаза уставились прямо на чужака, внимательно и почти ехидно пожирая его. Пока это было только любопытство — она улыбалась. Улыбалась так, как это мог бы делать сам Дьявол. Оголяя поддетые желтизной клыки одним движением губ.

Визуальный контакт.

Вдруг раздается щелчок. Шут. Это был его первый приход к власти — и сейчас он уверено жал на курок, управляя этой машиной для убийств.
— У-у-уби-и-ить, — стальным баритоном раздается в голове. Это был приказ. И он звучал как табу, никто не имел права на ослушание.
Мгновенно пасть хищницы раскрылась гораздо шире, отчего посиневший язык небрежно вывалился. Из недр груди волка послышался ужасающий рык, он звучал тихо и грозно, не надоедал, но словно говорил о всей безысходности и неизбежности ситуации.
— У-у-у-у-уби-и-и-и-и-ить, — повторила Лорджи, делая шаг вперед. Он совершился как резкий выпад, неожиданный, рассчитанный на то, чтобы застать врасплох. При этом хищница припала на переднюю часть тела, прижимая уши к голове и преследуя незнакомца горящим взглядом. После ее шаги продолжились — нарочито медленно переставляя лапы, она наблюдала за той агонией и бурей эмоций, которую старалась вызвать своим появлением и поведением.

Отредактировано Cerberus (25.07.2014 22:04:45)

Шут уверенно взял бразды правления инстинктами Лорджи на себя. Словно ведя ее по давно изученному маршруту, он уверенно заставлял ее двигаться вперед и делать это так, как желает он. К живому. В голове же, со всей изысканностью больного воображения маньяка, рисовал ужасающие картины: она приближается к нему, как нечто неминуемое, всем своим видом заявляющее: "Я — Смерть"; морда кривится в отвратительной улыбке, больше похожей на оскал; гортанный рык доносится из пасти — сигнал к началу атаки, ну, а потом это изголодавшееся по крови существо подметает под себя хрупкое белое тельце, после чего артиллерия орудий, клыки, находят свое пристанище на горле. Подобно кобре, она отравит его кровь, "впрыснув" вирус мертвечины. Это была утопия. Утопия, сотворенная Им в ее голове.

«Твое тело так симпатично, — подметит хищница, заинтересованно склоняя голову набок, — но как оно будет выглядеть, когда моя извращенная жажда будет утолена?» Она продолжала демонически улыбаться, одновременно скаля зубы и торжествующе рыча. Все, на что она способна: внушать ужас и убивать. И в этом она не позволит себе быть на вторых ролях.

Жертва что-то самозабвенно лепетала, казалось, в его голове тоже сидело подобие Шута, с которым он упрямо огрызался, заставляя его молчать. Хищница не обращала внимания на эти разговоры, вдобавок она мало что в них понимала. Она видела его страх, чувствовала и жадно впитывала его, насыщаясь прекрасным чувством того, что тебя боятся.

На время белый переменился в лице — стал каким-то внезапно ласковым и будто что-то причитал, бархатисто шипя. Они остановились. Волчица была в метре от него, казалось, даже в ее рыке интонационно можно было прочитать это "у-у-у-уби-и-ить". Замерла, став недвижимой, словно каменное изваяние. Лишь рык, упавший до уровня шепота, доказывал, что эта остановка намеренная.

— Взгляни в глаза мне, видишь сколько-нибудь любви? — языком мертвых промолвит Исчадие Ада, жадно вкрадываясь в глаза, ища тот самый укромный уголок, в котором забилась его душа. Внезапно рассвирепев, она метнется вперед с громким ревом, но приземлится аккурат рядом с ним, после чего ее громоздкая челюсть устрашающе щелкнет рядом с носом жертвы. Конечно, неудивительно то, что после такого выпада тот помчался прочь, огибая деревья и пытаясь запутать нежить. Но в своих намерениях она была непреклонна. Пусть Лорджи игралась с ним, пугала и местами совершала устрашающие выпады, издеваясь и заставляя того страдать, Шут поставил перед ней четкую цель — убить. Мертвец сорвался с места следом за своим оппонентом, не отставая и с легкостью антилопы преодолевая препятствия. Кажется, тот продолжал упрямо голосить, но Ло слишком поглотил азарт этой погони, чтобы она обращала на этот говор внимание. Вдруг, когда Исчадие почти схватило хвост своей жертвы, она резко останавливается, разворачивается и упрямо пытается что-то донести до нежити. В очередной раз схватив только воздух, гуара резко затормозила, а после уселась наземь.

Его речь не была ей понятна, однако одно слово четко въелось в ушные раковины: мать. Посреди всего его монолога она расслышала лишь это, а потом мгновенно "потерялась". Ее пасть прикрылась, складки на переносице умиротворенно распрямились, а глаза раскрылись от удивления. Мать. Это слово казалось таким знакомым, но почему она не могла понять, что именно так непонятно щекочет в груди? Ее воспоминания разлетелись, оставив Лорджи одну со своим настоящим. Отправив каждую частичку памяти в забытье, они лишили ее самой себя. Теперь она была глупым и несмышленым механизмом для убийства, который действовал по приказу голоса в голове.

Недоумение скрасило маску агрессии. Со стороны могло показаться, будто нежить прислушалась к словам живого. Ведь она действительно остановилась, спокойно села и перестала рычать. Причудливо прижав ухо к голове, она покосилась на белого непонимающим взглядом. Сама Лорджи была еще не до конца убита, и она, дав отпор хищным инстинктам, на время перехватила управление. В голове ее раздавалось сухое "пш-ш-ш-ш", напоминающее помехи телевизора. Белый шум на время преподнес ее жертве шанс выжить.

Ступор.

Отредактировано Cerberus (26.07.2014 14:53:52)

Пустота. Необъятная, такая сухая, глухая и беспросветная. Что ты можешь помнить? Что таишь внутри? Даже взгляд перестал пылить жаром ненависти. Озадаченно потерявшись в собственном существе, отчаянно ищешь выход, которого нет. Из этой пустоты нет выхода, в этой тьме не будет луча, освещающего тебе дорогу. Лишь неясные проблески сознания, глупые и ничего не несущие в себе образы, жесткие приказы, исполняемые машинально. Ты есть то, что ты есть — грязное отродье, застрявшее между Раем и Адом, обреченное на вечное существование под командованием голоса в голове. Может, ты умудрилась побывать в Аду? За твои бандитские выслуги получила пару годочков сверху, чтобы наверстать упущенное за дни заточения? И это желание убивать — плата кровью за возвращение в мир живых? А стальной баритон — частица Дьявола, вложенная в тебя с возвращением. Может, она и питает тебя жизнью?

Увы, этим вопросам не сыскать ответа, ибо все они — пустота. Пш-ш-ш-ш.

Стеклянные янтарные глаза уставились прямо перед собой. Ты смотрела на него как-то по-особому, не желая ничего слышать, не давая ничего взамен. Это было то самое молчание, которое не напрягает. Конечно, она хотела что-то узнать, но даже сама не знала, что именно. Это не должно быть озвучено. Лорджи ждала пророка, что сможет расставить все по своим местам. Ее голова напоминала разруху в библиотеке — с полок рухнули все книги, ветер неустанно гудел и трепал их страницы, везде осколки стекла, что могут ранить. Требовался тот, кто сумеет расставить все по своим местам.

Он смотрит на тебя живыми глазами, говорит с тобой, играя интонацией. Ты ощущаешь его чувства, но вовсе невдомек, что это за чувства: враждебны ли они? Главное — тепло, что он излучает. Признак жизни. Хотелось ощутить это тепло всем телом, но нежить может это делать лишь одним жестоким способом — убить, а после наслаждаться потоками крови, что обдают твою морду. Суровая правда жизни заключалась в том, что добровольно так делиться своим теплом пожелает только псих.

Пш-ш-ш.

— Ты помнишь, что я тебе обещал? — со дна души негодующим ураганом восстает ее личный Дьявол. Фантомный Лорд, вновь взявший управление. Да, он явно намекал на те картины, что собственной окровавленной рукой выводил в ее голове. — У-у-уби-и-ить! — повторяет голос, снисходительно опуская непослушание своей подопечной. И она вновь ринется в бой, ведь Шут с отказом непримирим.

Зверь снова меняется, перевоплощается на глазах. Местами могло казаться, будто она больна раздвоением личности. И плохая Лорджи вновь явила себя незнакомцу. Он сразу должен был понять, что это затишье перед бурей. Рисунок губ дрогнул, они вновь задрались непривычно высоко, словно из-под занавеса являя белому огромные зубы. Она опять начала наступать на него, медленно, аккуратно, будто боясь спугнуть, но в то же время всем своим видом показывая — я тебя съем.

Она не в силах противостоять ему, бороться со своей новой природой, перечить инстинктам. Теперь этим желанием убивать была обусловлена вся ее жизнь. Ни на что другое Лорджи не годилась. Любовь? Какой в ней прок? Она и при жизни не сыскала себе пары. Дружба? Всему есть конец, но теперь она была зажата в плену вечности. Не той вечности, которую жаждут обрести. Вовсе нет. Эта была вечность безысходности и ординарности. Бессмертие, не дающее могущества. Невосприимчивость только ради того, чтобы найти больше кукол для Его коллекции уродцев. Печальная перспектива, неправда ли? Но это был безальтернативный выбор, который приходилось принять.

— Пр-р-р... Пр-р-рощ...Пр-р-р, — она пыталась говорить, но, в конце концов серьезно обозлившись, совершила резкий рывок по направлению к волку, налету сильнее раскрывая пасть и отчаянно звонко рыча. Она пыталась промолвить хоть слово, вопреки старым привычкам, но вышло у волчицы это весьма дурно, посему она лишь прокляла себя за это ослушание. Молчание — золото.

Отредактировано Cerberus (27.07.2014 00:09:33)