Жизнь одиночки – крутая вещь, надо сказать. За все то время, что Эл провел в этих краях, он уже успел понять примерное устройство стай, ибо любопытство, да и надо же узнать о потенциальных соклановцах. Потенциальных. Вряд ли. Очень вряд ли. Эл был слишком труслив, слишком эгоистичен и слишком странен для стаи. Он дико боялся к стаям приближаться, порой только его заносило на их территории. Но как только наш персонаж понимал, что забрел не совсем туда, куда надо – тикал. Быстро и без оглядки. Про нежить он пока не слышал, хоть и порой чувствовал запах – а однажды с одной особой и столкнулся, но сразу сбежал – и жил почти спокойно. Почти. Ибо кушать хочется, а охотиться лень.
Лапы принесли его на какой-то пустырь, перемещаться по которому пришлось прыжками, повизгивая и поскуливая. Больно горячей была земля. Боль проникала в разгоряченные подушечки лап, поднималась по нервам и ввинчивалась прямо в мозг. Просыпалось беспокойство и страх за собственные лапы. Однако, эти мысли отвлекали, поэтому Эл, ступив на землю, слишком долго задержал на ней лапу, взвизгнул громче и отпрыгнул. Приземлившись всеми четырьмя на горячую землю. Еще более громкий визг огласил окрестности и Эл припустил к полоске явно прохладной травы, подпрыгивая и поджимая под себя лапы. Вечер же! Какого лешего так горячо?! Мир сходит с ума. Эл просто замер на траве, прикрыв глаза, ибо лапы были уже измучены, к тому же он успел здорово устать, ибо прошел немало, весь день провел на ногах. И был так увлечен своими лапами, что не заметил, кажется, что на этом куске травы уже кто-то лежит, и явно уходить не собирается. Только запах один, запах волчицы и запах ран, говорил Элу о том, что он нифига не один здесь. Но на данный момент его гораздо больше его заботили его чудесные тонкие лапы.

Некоторое время Эл еще подпрыгивал, и даже чуть размахивал лапами, изредка повизгивая. Оглянувшись на землю, по которой только что прошел, Эл ощерился и неприязненно что-то проворчал. Наклонившись, он лизнул подушечки сначала одной передней лапы, потом другой, и уже только потом соизволил обратить внимание на заговорившую с ним особу. Взгляд медного цвета глаз скользил по телу самки, оценивая, изучая. Изранена. В случае чего даже у Эла, не отличающегося абсолютно силой, был шанс победить. Впрочем, сейчас ему было не до драк, его больше волновали лапы. Переступив с лапы на лапу, он дернул ухом и посмотрел на небо. Красное, почти лиловое у горизонта, и от голубого до темно-синего в вышине. Он любил закат. Любил ночь. Боялся смерти, но ему нравилось это олицетворение смерти. Когда погибает день, и кровь льется рекой из его раны на горизонте, а ночь, холодная и безжалостная убийца, наблюдает за его страданиями. Потом солнце заходит, ночь вздыхает свободнее и вступает в свои права.
Оторвавшись от своих размышлений, Эл вздохнул и перевел взгляд на волчицу. Изранена, как умирающий день. Наблюдать? Помочь? А какая Элу разница, собственно? Однако же, нехорошо стоять истуканом, надо бы и ответить. Вильнув хвостом, он снова задумался. Действительно, а что он тут забыл?
- Действительно, далеко. Что? А я не знаю. Самому интересно. И тот же самый вопрос могу задать, собственно, и тебе.
Не будем пока раскрывать свою эгоистичность, вредность и прочие приятные черты характера. Зевнув, волк вытянул лапы, после чего буквально мешком рухнул на траву. Ожидая ответа, он наблюдал за темнеющим небом. Отголоски дневного пекла еще оставались, но их быстро тушила вечерняя прохлада.

Одиночество… Одиночество ищем все мы, хотим мы этого, или нет. Волк уходит умирать один. В одиночестве. Никто не хочет показать свою слабость. Я сильный, я смогу один. А Эл не такой. Отнюдь. Он боится, боится до дрожи в лапах, до стука зубов. Знает, что неизбежно, но боится встречать конец. А тем более – один. Мысли о стае в очередной раз посетили его голову. Он молод, может прижиться, и тогда проблем с компанией в последний, так сказать, путь, у него не будет. Не такие мысли надо думать молодому еще совсем волку, но Эл… он, кажется, другой. Безумец? Скорее всего. Иначе как еще можно объяснить его размышления о самом для него страшном? Страх, он уже начал подниматься из глубин сердца, опутывать душу и разум. Душа не боялась. Боялось сознание. Душа не ведает страха, пока не столкнется с Тьмой. Вот тогда-то она и получает сполна.
Взгляд волчицы встретился с его, Эла, взглядом. Укор? Ну уж нет, увольте. Эл не виноват. Смешно даже сморщив нос, Эл отвел взгляд и снова посмотрел на небо. Лежа можно было охватить взором большее пространство. И это не могло не радовать. Медленно-медленно небо принимало собой расцветку всех цветов радуги. Каждая полоска, начиная с красной, становилась все шире, и фиолетовая тянулась чуть ли не на полнеба, теряясь за горизонтом на востоке. Красота. Это он любил больше всего. Заговорив с волчицей, Эл не отрывал взгляда от неба, заворожено за ним наблюдая:
- Я не виноват в том, что нарушил твое уединение. Не знал же я о твоем присутствии. А, собственно, раз я одиночка, то и брожу везде. Сегодня вот меня занесло сюда. Завтра – куда-нибудь еще. Авось и к стае прибьюсь, если смелости хватит. И неплохо бы сначала хоть имя мое узнать, прежде чем разговаривать в подобном роде. Ты же меня в первый раз видишь.
Ну прям нотацию читает. Не знал он, как поведет себя волчица, но ей с ним, увы, не совладать. Эл даже не сомневался, что не совладать. Ну а в случае чего – не догонит. Вон слабая какая. Она ж и на лапах еле держится.
- Ложись, не мучай свое тело, оно тебе спасибо за это не скажет. Тело любить надо, оно же прекрасно.