Нет на свете таких путешествий, которые утомляют сильнее патрульных маршрутов. Нет на свете путешествий. Короткие перебежки. В границах зависимостей от воды-еды-безопасности. Скомканные, раздавленные нуждами и гранями собственных выводов с примесями инстинктов, какие это путешествия? Вот, бесполезное, чудовищно-бестолковое средоточие вынужденного «путешествия» – патруль. Его смысл выражен в сохранении символических ценностей стаи гораздо четче, чем в практичности, пользе. Каждый из патрульных вносит за всю стаю самый бесполезный вклад. В галочку напротив «Стая охраняет свои земли». Как же там. Ни птица не пролетит незамеченной, ни змея не проползет. Так уж необходимо охранять почти неиспользуемые земли?  Нарушение распорядка дня, бессонные сутки, головня боль - в глазах Ноктюрна не оправдывали торжественного разведывательно-охранного маршрута. Кормят же.  –  подметил волк, вмешиваясь в вялотекущие философские споры между логикой и недовольством. Разбавить пришлось сгущавшиеся хмурые мысли. Серый зарабатывал себе право кормиться из общих амбаров. Стабильнее, чем самому охотиться за всем, что бегает. Что-то еще для счастья, ваша светлость?
Тропинка сузилась, кустарники сменяли высокую траву однообразно, скучного поля. Три десятка прыжков, и начнется противостояние волка с узкой тропинкой и нагло раскинувшими ветви кустами. Воздух стал свеж, показалось, моментально. В мгновение с исчезновением последних лучей солнца, гревших спину, сумерки укутали землю как бы черной шелковой вуалью, еще прозрачной от красных бликов на горизонте позади. Волк поднял голову, всматриваясь. Казалось, что-то выделяется на фоне зарослей бежевым пятном. Глаза не подвели – нас кто-то встречал. Нас? Ноктюрн остановился и огляделся. Ничего необычного, кроме рассыпавшихся позади, растянувшихся на половину небесного купола лучей зашедшего солнца, создававших впечатление сказочного марева. Несколько секунд смотря на небо, волк опустил глаза и старался разобрать, не следует ли кто за ним. Прискорбно было, если патрульный не заметил идущего следом. Но - никого.
Возобновив свой путь, патрульный с интересом всматривался в зверя, наверное, чего-то ждавшего. Созерцавшего, может?
Десяток шагов основательно поменял эмоции, с которыми волк взирал на незнакомца. Ясно, кого мы видим. Видели раз уже. Может, два. Волчицу редкого окраса, цветом пустынного песка, несколько темнее, лучей в лесу, пробивающихся сквозь кроны деревьев летним днем.  Внимательность, с которой слушала она, напоминала детскую, серьезную и кроткую, без нетерпения в ожидании, когда заткнется уже серое существо. Одна единственная черта характера, с которой столкнуться довелось, произвела впечатление. Вот, имя тут же всплыло в памяти. Смелая. На морде заиграла приветливая улыбка, усталость и злость таяли вместе с озарявшим небо закатом на горизонте. Приблизившись, Нок решил начать разговор первым:
Солнце пусть освещает пути твои. Наслаждаешься природой? - никогда Ноктюрн так не умел говорить, как говорил сейчас. Звучавшая в приветствии добродушная нотка получалась сама по себе, и звучала так только при искреннем дружелюбном настрое. Специально и не получится.
Патрульный замедлил свой шаг. Лапы подергивались. Долгий наш путь, утомительна дорога, напряженный маршрут. Тело требовало бескомпромиссного решения – не сбавлять скорости или, напротив, остановиться. Решение было принято в пользу последнего - перевести дух, раз подвернулась такая возможность. Зверь присел, склонившись к земле. Тяжелое дыхание поднимало два пыльных облачка, через четверть секунды распадавшихся на мелкие пылинки, исчезавшие в опускающихся сумерках. Мокрый нос немедля накрыла целая песчаная буря, покрыв его тонким коричневым слоем пыли. Волку казалось, что знакомая была озадачена чем-то. Стучащему отворят. Торопить стучать, наверное, неправильно?

Услышав знакомый приятный голос, подтверждавший догадку, волк выпрямился и приподнялся, собираясь продолжить путь, дабы не отвлекать от созерцания Смелую. Неспроста, наверное, проводившей свой досуг в таком пустынном месте. Только, лишь увидев, что та расположилась на земле и сейчас дополнит краткое утверждение, замер, слушая и радуясь встреченной улыбке. Вторая реплика звучала иначе, едва уловимо отдавая грустью. Нок отметил про себя, не без удивления внимательно посмотрев волчице в глаза, ища прячущиеся искорки безграничного, немного детского энтузиазма, либо же что-то, что было на него сильно похоже, что-то, без чего сложно представить саму Смелую. Смотреть в глаза для бывшего одиночки -  настоящее испытание, не стоит удивляться, что теперь он его не выдержал. Сказывался долгий, утомительный маршрут. Умело перехватив желание отвести взгляд далеко в сторону, Ноктюрн лишь плавно перевел фокус зрения на нос волчицы. Дождавшись паузы, волк сел удобнее, выставив передние лапы далеко вперед и потянулся, блаженствуя от долгожданной передышки. Нам несложно было сделать привал, раз случай удобный представился. Серый мог позволить себе передохнуть. Приближалась ночь, время охоты. Прохладный воздух, вздрагивание веток деревьев от свежего ветерка, уханье сов – будут сопровождать на протяжении всей дороги домой. Ночная музыка, гармония звуков в переплетении с нависавшей тишиной, которая всегда уместно возникала, как по нотам, давая слуху отдохнуть и наполняя восторженным благоговением. Нет-нет, мы не спешим.
Опять звучал голос. Так ждали нас? Неожиданно. Ноктюрн не смог сдержать второй улыбки, увидев, что ответ на заданный вопрос не просто предполагается, но и ожидается, что, говоря без преувеличения, стало настоящей редкостью. Вопросы такие, к сожалению, стали давно лишь само собой разумеющимися, привычными и ничего не значащими клише.
Меня ждали? Такое из моих уст даже звучит непривычно для слуха. – волк говорил мягко, только фраза с вопросом казалась чуть напряженнее остальных слов, возможно, из-за удивленной интонации. Секундная пауза, зверь продолжает -  Патруль. Прошел, это уже замечательно.  - за словами скрывалась горечь от ощущения бесполезности работы патрульного.
Теперь Нок опустился на землю, положив левую переднюю лапу на правую, и спросил с некоторым удивлением – Что случилось?  - да, можно было спросить «Что-то случилось?». Только при явном признаке лукавить не к чему. Так недолго и передумать что-то рассказывать, ответив кратко – «нет».
Глаза Ноктюрна выражали живой интерес. Не умозаключение дорогого нам, самостоятельно живущего мозга, который великодушно подсказывает, что было уместным здесь изобразить, стало предпосылкой для заинтересованности. Серый волк на самом деле интересовался, что же могло расстроить или потревожить знакомую и сможет ли помочь здесь. Причиной такому интересу была вера в добро, живущее внутри кремового окраса волчицы, и нельзя – нет, ни за что нельзя допустить, чтобы в этом огоньке разочаровались или упустили его из виду.

Серый молчал, ожидая ответа. Тот задерживался, а задумчивость, отражавшаяся в мимике, нет, расходившаяся волнами от кремовой, некая сосредоточенность - разогревали интерес. Сталкивающийся с непреодолимой стеной долготерпения в Ноктюрне и затухающий,  выражаясь в поведении абсолютным ничем. Вопрос оказался стоящим. Потраченного времени, он, редкий и неожиданный, из перечня вопросов, чьи ответы безгранично сложны, стоил и нескольких месяцев ожидания, а не пары минут.
Ответы. Мы заметили, что все их ищут. Подрастающее поколение понять я могу. Нормально - спрашивать у старших. Не всё подряд, в отличии от любопытных волчат. Такие моменты только, незнание которых беспокоит. – мысль казалась чужой, отрешенной от потоков бредовых идей и выкрученных через соковыжималку формулировок. Настало время нам отвечать на вопросы,  в кои-то веки, прямо. Ответы сверстникам, даже старшим волкам, звучавших так же прямо и касавшимся нас изнутри, были пусты. Сети, чтобы запутать. Им незачем знать.
Что до ответа, сказанным он должен быть так, как сам вопрос поставлен. Чтобы сравнить со своим? Тогда не тот собеседник я. Волк с поврежденной головой не имеет мира. Мой удел – множество миров. Мелодии звучат в ушах, пейзажи невидимой кистью рисуют нам сны наяву, как бы это нам назвать?
Не в силах я указать, какою тропою бежать, если не ведаю, куда ты хочешь попасть. Не могу направлять наугад. – ага, так сразу и получилось у нас прямо говорить, угу. Мы честно старались. Вопрос всё виноват. Сложный больно. Из чистого интереса если поставлен, мы с удовольствием расскажем. А если нет? Если это попытка. Сравнить свой мир с нашим, чтобы понять, нормален ли свой? Привести к неправильным выводам может, нельзя сравнивать с ненормальным! Аллегория непростая, подвязана к реальности слабо. Всё равно, волк считал, интуитивно догадаться несложно, в чем смысл слов. Пересилил себя, заглядывая в глаза по мере возможности, намереваясь упростить свою фразу, лишь только встретит тень непонимания в них. В глазах, обжигающим солнечным светом напоенных. 
Смекнув, что недосказанным оставлять негоже, патрульный извиняющимся тоном задал вопросы, по его идее, вытекающие из предыдущей реплики:
Откуда этот вопрос, какая мысль его породила? Какова его цель? -  а морда чуть исказилась, будто наступили на лапу. Чего не хотелось вовсе – задавать вопросы встречные, к тому и пришли. Неловко ухмыльнувшись бездарности вести разговор, Ноктюрн покосился в сторону молодого деревца, казавшимся здесь заброшенным  и одиноким. В его ветвях что-то сидело и обязательно нагло на нас глазело. Не прошло и пары секунд, как взгляд наш вернулся на обычное место – кончик носа собеседницы. Серый ждал ответа, боясь услышать нотки разочарования. Боясь. Боясь, но не осмелившись поступить иначе, неосторожно рассказав немного о своих мирах.
А воздух, пропитанный ночной прохладой, забивался с дувшим ветерком под шерсть. Ощущение, подобное к плавному погружению в холодную воду, захватывало дыхание. Нок любил всею душою ощущения, подаренные ветром и водой. Другое не трогало волка – ни полная луна, хотя известны исключения, ни изжигающее солнце, ни пейзажи. С морды исчезло небольшое замешательство, то есть, ощущение неловкости, и дало место умиротворенной улыбке. Долгий путь вскоре сменится крепким сном.

Отредактировано Nocturne (25.06.2012 09:19:04)

Волк жадно слушал, пытаясь уловить ответ на самый главный свой вопрос. Тот зазвучал только в конце и подтвердил его опасения. Однако, перебрав все остальные слова, Ноктюрн нашел их не менее важными. Предпосылки к вопросу о нашем внутреннем мире помогут избежать прикосновений непосредственно к теме, уведя в иную сторону разговор. Непростой теме. И витиеватой. Мы уже говорили, да?
Взросление. Нок помнил свое. Отвратно-эгоистичное стремление подмять все под себя, восприятие всего вокруг как собственности. Каким же глупым с той точки зрения казался бы происходящий сейчас разговор! И как прекрасно, что низость вся такого мнения была уловлена еще молодым тогда одиночкой вовремя. Когда можно было еще что-то изменить.
Серый проследил за взглядом Смелой, увидев кустарник, корни которого, наверное, источены были паразитами и он был похож на высохший, старый веник. Услышав описание куста в своей интерпретации, волк ухмыльнулся. Вам кажется, что это куст? Серый только сейчас видит куст и не может сказать точно, как мозг рассмотрит его завтра. Примет за множество ядовитых змей, за пышущую жизнью яблоню, за сотни других еще явлений, пояснения которых утонули вместе с правильным восприятием окружения. Правильным, опять же, не столько правильным, сколько соответствующим общепринятой понятии реальности. Рассказывать о своем сумасшествии, которое не в полной мере таково, раз мы его осознаем – сложно и не имеет того зерна, который ищет наш собеседник. Но если он считает украшение реальности детством, что же. Странный весьма взгляд. Можно утонуть в безграничном реализме, всю жизнь прожить, воспринимая все только так, как воспринимает глаз, слух и нюх. Не отступить ни на шаг от реальности, существовать с верой только в свою смерть, ибо в другое верить бесполезно в силу непомерного своего реализма. Не самая лучшая жизнь.
Есть дары, которые необходимы, чтобы жить. Нюх, слух. Есть множество других, быть может, не безусловно важных, но они нужны. В наборе маленьких даров внутреннего мира и сокрыта причина уникальности. – Волк сделал паузу, хорошенько формулируя эпилог первой части своей речи. Было что сказать, о, да позавтракают нами толпы зайцев, такое множество еще скрывалось слов внутри, и все казались важными, и все могли бы многое прояснить, однако, будет ли их смысл ясен для спрашивающего? Не уверен.
Глаза рисуют нам картины угольком. Черно-белые картины, которые все зовут реальностью. Но если от роду дана тебе способность разукрасить то, что видит глаз, в разные цвета, - волк вдохнул, чувствуя, как свежий ночной воздух наполняет грудь – eсли даны краски, то не пользоваться ими совсем – как иметь лапы и не бегать, иметь уши – и не слышать. – примерно так он дал пищу для размышлений в противоположность ожидаемому ответу. Ноктюрну начало казаться, что юный разум пытливее и любознательнее, чем взрослый, и как раз такой образ изложения мыслей подходит больше, чем простые ответы. Давать разжеванную пищу – значит, лишить удовольствия её разжевать. Может, какая-то затаившаяся логика и была на стороне чистых и однозначных ответов, но, очевидно, разум не принимал однозначность в корне, осознавая ненадежность в собственных выводах. Но почему мы так уверены, что нас понимают?
Патрульный прервал своё забвение погруженного в раздумья существа и внимательно посмотрел в глаза Смелой. Хотелось бы услышать, что она думает по поводу сказано, прежде чем продолжать. Вернее, хотелось бы узнать, имеется нужда в продолжении? Ведь то, что будет следовать за сказанным, еще важнее будет. Если ей так интересно, как пользоваться своими красками в меру, дабы не «сойти с ума», если хочет узнать, почему это нормально – видеть в выжженном лесу, в пепле старых древ рождение нового, еще более дремучего, видеть в кустах высокие деревья, придется запастись терпением. Волк мог и ошибаться, считая, что будет понятым, поэтому во взгляде его возник вопрос.
Не утомляет разговор? - в словах звучала неуверенность, каков будет ответ. А очень редко, между прочим, звучат вопросы, ответы на которые мы не можем даже предположить.

Страшное самое было пройдено. Обе стороны опасались быть непонятыми, в своих опасениях оказались похожими. Слова, которыми выражен ответ, придали серому уверенности в том, что говорит он на понятном языке и о понятиях, обоим ясных. Желание добавить к сказанному появилось, кроме уже рассмотренной уверенности. Немного о восприятии мира.
Поразмысли над услышанным. И мысли о неправильном восприятии тяготеть тебя не будут. – серый прервался, набирая воздуха побольше, и поспешил продолжить:
В вопросе этом не равняйся на других. Воспримем больше мы, воспримем меньше или не воспримем вовсе – зависит от способностей, морали и фантазии. Если нужно, разъясню, почему так. – Ноктюрн недавно размышлял над несколькими похожими вопросами. Как нельзя кстати осталось всё в памяти, любившей очень уж подводить в важные моменты. Не растеряв мысли, не потеряв заключительную часть после продолжительного звучания собственного голоса, быстро надоедавшего и отвлекающего, патрульный облегчённо вздохнул, чувствуя близкое завершение. Завершение мысли. А разговор мог затянуться. Спасибо скажем намечающемуся рассказу о себе, что обещает быть интересным для обоих. Мы впервые попытаемся и для себя по местам рассредоточить то, что с нами происходит. Осмыслить. Нельзя, конечно, раньше времени о том раздумывать. Тогда продолжим:
Из трех составляющих нет такой, которая должна похожей быть на чью-нибудь чужую. Отсюда следует, что некоторым, бесспорно, сложно тебя понять. Но если слепому не понять зрячего, разве зрячий в том виновен? – ударение легло на слово «виновен». Подчеркивалась бессмысленность обвинять и искать в ком-то проблему. Всё просто так есть: мир слепого обходится даже без набросков угольком, воспринимая звуки да запахи, и такой мир не проще, хоть и ограничен в образах. Не следует же из этого вопрос, почему у другого что-то иначе? Или, почему зрячий - зрячий?
Лапы затекли. Поднимемся, медленно сделаем небольшой круг рядом с местом нашего отдыха. Привал, вне всякого сомнения, оказался интереснее и занимательнее прочих. Но длиться долго не мог, путь обратно с необходимостью отчетов и сна, долгожданного сна, звал. Подойдя к кремовой ближе, Нок произнес, тише и не так ясно, как ранее:
Направимся к лагерю? Неспешная прогулка тоже хороша, да и ждут меня там. – после негромких слов тишина захватила воображение, мысли, затопила в просторах. Не абсолютная и мертвая. Насыщенная сотнями тихих и рассеянных звуков живущего ночью леса, жужжанием маленьких крыльев разнообразных насекомых, стрекотом сверчков – бальзамом была для уставшего разума. Можно много раз описать тишину и ни разу не повториться.
Зверь остановился, ожидая ответа. Пройтись – неплохо. Только самому скучно будет, без сомнений, при отказе возвращаться, еще задержимся. Поговорить есть о чем. Или поспорить, еще интереснее. Услышать свежее мнение, обсудить. Спокойный разговор может быть нам приятен больше, чем иногда жаркие словесные баталии, оказывается. Новая открылась истина.
Ноктюрн питал тайную надежду, что его не спросят повторно про собственный мир. Интерес расставить все на свои места скрывал за собою страх. Того, что можно осознать, узнав, как выглядит порядок в голове. Хотя и тот порядок вскоре нам жизненно необходимо навести, не бесконечно жить же, заваленному книгами без названий и авторов. В общем, пусть произойдёт всё так, как произойдёт.

Идти следом. И размышлять. Ниточки логики, что обрываются, порою, отсутствием безусловных знаний, подкрепленные тогда верой - тянутся далее, свиваясь в клубки, становясь мыслями, фразами. Теперь они взвились, кажется, увлекая далеко в неизведанное, оставляя новые доводы, новые споры внутри про сказанное ныне. Руины прекрасных зданий нас не покинут. Перед глазами возникали мраморные столбы, инкрустированные янтарем и топазом, держащие своды неизвестных строений. Рушились, поднимая пыль, рассыпались в прах. Становились почвой, ветер разносил останки былого величия по ветру. И почву опять застраивали…
Ноктюрн открыл глаза. Видения за видениями длились долгое время. Как можно понять, откуда он берет эти картины? Разум же не может представлять то, чего не видел? Или может?
Серый раздумывал, погружаясь в свои далекие мысли и не мог уловить, в чем же этот секрет. Как Смелая отвечает сообразно мыслям, которые не поняты были порою другими? Задумчивый взгляд скользил по мелькавшим кустам, а видел глаза своей спутницы, четко, как будто она стояла сейчас перед волком. Возможно, некоторым существам просто от рождения дана способность допускать существование того, что они не видели глазами своими. Но это называется верой. Неужели тогда верой наделены так мало существ, нет! Просто разные виды. Вера в неограниченное, и вера в реальное. Последним как раз наделены почти все, им свойственно верить в свои силы, в будущее, в победы. Но на том они ограничиваются. При том, фантазия дана каждому, но не каждый верит, что это необходимый для нас, волков, инструмент. Однако почему вы не задумываетесь, зачем вам даны клыки, а вот фантазию решили отвергнуть, как бесполезное? Так проще, конечно. Но этот ответ будет стыдно произнести, и они ответят - "это глупости просто".  Вот и замкнулись цепочки. Они сами. Выбрали такой путь.
Остановились? - прервал внутренний голос все необыкновенно неуместные раздумья. Смелая забавно выглядела, когда торжественно обещала пригласить к себе серого, но сколько же впереди еще предстоит преодолеть ей, чтобы остаться той, кем есть она сейчас. На будущее надо просто немного направить, иначе смысл от указания цели, но умалчивании про средства её достижения испаряется.
Про жалкие лачуги и руины прекрасного - жившего в лачугах пленяет их простота не менее, чем живущих под сводами изумрудных лесов, полных добычи, пленяет их дом. Только бы не возжелать большего. - Нок кивнул, уже отвечая на поставленный вопрос, но ходом мыслей еще не добравшись до прямого ответа:
Не возгордись призрачным знанием о том, что может быть лучше. Не знанием создается лучшее, а сердцем. - говорил очень отдаленно от реальности. Конечно, это не из тех рекомендаций, что так широко подвергаются критике и в противовес им предлагается следовать логике и руководствоваться умом. Но речь идет о себе изнутри. Сердце - для внутреннего мира, разум - для внешнего, вместе они всегда подскажут, что делать.
Еще раз кивнув, серый поднял голову к небу, чуть вздрогнув, чувствуя прикосновение. Ярко вспыхивая, звезды исчезали с небосвода иногда. Но большинство же по-прежнему светило, даря возможность живущим наслаждаться бесконечностью мерцающих точек где-то в недосягаемых высотах.
Я постараюсь быть рядом. Спрашивай, если вдруг что-то помешает тебе идти своим путем. - твердо заявил Ноктюрн, зная, что силы его не безграничны, но надеясь, что он успеет поставить четыре тоненьких кремовых лапы на тот путь, которым хочет идти сердце их хозяйки. Шаги опять послышались в полутьме, и шелест травы и кустарников разливается по замолкшему лесу. Теперь можно рассказать и про себя, но для начала нужно все хорошенько обдумать.

Оставалось только удивляться, что творится в чужих головах, что они формулируют так свои слова. Серый усмехнулся, глядя задумчивым взглядом в направлении лагеря стаи. Тем самым, которым смотрят и видят, видят сквозь сотник деревьев и тысячи кустарников, сквозь тьму ночную, возвышенности, холмы. Там, дальше, где-то есть лагерь стаи, в котором Ноктюрна почти никто не знает на уровне "приятеля". Где-то там, среди безучастных морд, нет, не просто масок, а действительно безучастных и безразличных морд, практически никто не обмолвится словом, если он не вернется обратно. Но это - не грустно. Так быть должно. Мы знаем, куда идем, и помогут нам звезды в нашем пути, мы обязательно дойдем, не сможет замедлить шаг ни колючки, ни ливни, ни злые усмешки "друзей".
Почему же "дерзостью"? Часто ли я с кем говорю? А когда говорю, неужели так часто видна улыбка на морде? Мне будет приятно. - говорил задумчиво, но не тихо. Он не боялся своих слов и не собирался как-нибудь изворачиваться, отвечая за них. Все шесть, все шесть настроений-личностей внутри, они все готовы были разом, в один голос сказать - мы сможем!
И смогут. Как бы расстроен, раздражен не был патрульный, как сильно его бы не клонило в сон или не одолевало тоскливое состояние, он не спрячет своей улыбки для Смелой. Только бы не менялась.
А все может поменяться - когда-нибудь мнение толпы склонит ее к мнению, что Ноктюрна сторониться куда проще, чем что-нибудь обсуждать. Но Нок и к этому готов, готов ко всему, ведь путь того, кто стремится изменить мир, изначально казался совсем не обычной тропинкой, а высокими горами и непроходимыми лесами.
Всякое древо, что еще живет, тянется к небу - поправил патрульный, шепча, при том уставившись себе под лапы. В этой земле прах сотен деревьев, прах сотен... - Ибо то, что перестало тянуться ввысь, тут же стало хворостом. Но впрочем, пути законов природы неисповедимы - последнее он произнес так же тихо, и шепот дрогнул в самом конце, будто прервался, правда, там он и действительно хотел закончить предложение. Разные веры в одну цель, или разные цели одной верой. Разница обычно только в одном - насколько цель и саму веру можно отнести к свету, а насколько - к тьме. Висок продолжал ныть, не очень больно, но ощущаемо. Каждый неаккуратный шаг отдавался болезненным эхом в голове, прерывая обычный поток мыслей. И сколько лет живут с такими болезнями? По сути, может, и не живут. Может, такое "сумасшествие" - уникально? Но он знал точно, что сейчас говорил сам, и все время до того - говорил так же сам, по своему желанию, а не по причине влияния на голову одного из присущих Ноктюрну настроений. И как раз этот факт был вообще самым важным.
Потому что у всего лучшего обычно есть своя цена. А порою даже, это лишь иллюзия лучшего, что растает, лишь только ты прикоснешься к нему. Совершенствовать себя надо изнутри, становясь лучше, чем то, что снаружи, и так ты никогда не ошибешься на своем пути - произнес очередную длинную и важную тираду, ныне замолкая и подняв голову, стараясь разглядеть опять что-то далекое, недосягаемое.

Еще кто-то остался. Из тех, кто мог понимать серого волка. Может, правда, они свое отжили и теперь существует в иных мирах. Или не существуют вовсе – смерть ведь всегда понятием пространным было. Однако верить хотелось, что существуют. Имена… утонули в призрачных видениях и реалиях, но их морды и их слова будут всегда запечатлены, если даже краски его мира смоет соленая морская волна или кровь, то вырезанное на камне останется до тех пор, пока останется камень. Сколько их было? – Нок остановился, проследив взглядом за длинноухим существом, юркнувшем в куст при приближении хищников. Косой казался не таким торопливым, каким следует быть, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но серый продолжил путь, не пытаясь нагнать потенциальную добычу. Сейчас его мысли далеки от пищи, воды или сна, разгребая запылившиеся полочки сознания. Точного числа не было. Все-таки точного числа… Но, во всяком случае, теперь на одну морду больше. Так и решив выйти из собственного тупика, Нок попытался сформулировать, наконец, как бы изобразить свой мир. Он пытался что-то придумать, однако малейший ветерок, хруст ветки или какой-нибудь звук из чащи леса, жившего сотнями, тысячами жизней, каждая из которых в итоге могла стать звуком в волчьих ушах в виде крика, пения иди рыка – и тут же нарисованная картина рассыпалась. Всё не так. Всё не так.
Мой мир иной. Болезнь. Это ожившая фантазия. Она чужая, как и часть собственного разума, постоянно подкидывает мне различные видения, картины, звуки и даже мысли, к которым сам я, как волк, никогда не пришел бы. – ещё никогда с волчьих уст не слетало подобное, ведь это та самая правда, которая зарыта где-то внутри и не планировалась вылезать наружу. Действительно сумасшествие, которое контролируется собственной логикой. Пускай будет так, как уже сказал – думал Ноктюрн – На каждую загаданную загадку обязательно хоть один найдется, кто знает точный ответ. Пускай и со мной будет та же история. Может, ответ и не полностью точен, но он есть – а сказать, что о нем знает кто-то еще, значило бы просто солгать.
Это случилось давно. Грань жизни и смерти – я сильно повредил голову. С тех пор почти сорвался, отступил от общих правил и понятий, которые зовут «здравыми». Это довольно странно и страшно, быть тем, кто видит что-то еще… – прервавшись, Нок прикрыл глаза, обходясь без них следующий десяток шагов. – Но я не жалею. Что другой. Видеть собратьев иными глазами – наверное, везение. – далее тон стал яснее и увереннее, волк отбросил собственные воспоминания и говорил уже о себе в реальном времени: - Теперь почти освоился даже среди собратьев, научился их понимать и мыслить, как они. Заметил, что многие потеряли то, что заложено было сначала. Истоки. – уточнять не стал. Конечно, зачем? Ведь если Нок не может и сам сформулировать на понятном языке о самом себе рассказ, то конкретизировать уж точно не нужно. Ибо это может показаться ложью… слишком уж грустно звучит. Хотя ровесники бы поняли. Ну и разозлились бы, поняв, что именно такие, какими их описывают. Начали бы оправдываться, что такова жизнь. Слыхали мы о таких.
Ты еще не теряешь себя. Держись своей дороги – сказал в заключение, а, ожидая расспросов, даже затаил дыхание. Хотя могло случиться такое, что риторика сказанного действительно будет ясно видна в уверенном тоне патрульного, но спорить даже – всегда был готов. Не всегда хотел, конечно, но истина важнее желаний. Такая вот. Истина от Ноктюрна.