Динь тихими шагами мерила нейтральные территории. Подушечки лап обжигал холодный снег, Ветер, играя со своей подругой, изредка не рассчитывал силы и закидывал белую на сторону. Тогда одиночка садилась в снег и отдыхала. Так она к середине дня смогла пройти лишь полпути, когда погода сжалилась над волчицей, а день вспомнил о том, что он все-таки весенний и принялся быстренько исправлять все то, что зима успела натворить за утро. Солнце посылало свои лучи вниз в довольно больших количествах, то ли извиняясь за опоздание, то ли просто отдавая все то, что не успело отдать с утра. Снег переливался всеми цветами радуги, прямо под лапами можно было разглядеть несметное богатство алмазов, чем Динь собственно и занималась. Теперь, если ей требовалась передышка, белая не садилась, а просто останавливаясь, разглядывала каждую веточку с нависшими на них сосульками, каждую сверкающую снежинку, севшую на шерсть. Иногда она перекликалась с веселыми, шебутными воробьями, которые не прекращая орали во весь распахнутый клюв: чив, чив! Весна идет!
Каждую весну белая воспринимала как новое начало не только года - год пусть и рождается в январе, начинается именно в середине марта, но и жизни. Своей, деревьев, птиц. Все воскресало - вот правильное слово - после тяжелого зимнего плена. Снег, три месяца клонивший к земле ветви вековых елей, теперь сам был свержен легким ветром, толстая его шуба превращалась в верткие, звонкие ручьи, питала новые цветы. Птицы возвращались домой и деловито прибирались в своих гнездах. А еще весна была началом жизни белой. Ведь именно весной она попала на этот берег вновь. Каждый год, в день, в который она вспомнила свое имя, ее сердце невольно содрогалось, а в мозгу уперто билась одна и та же фраза: идти и искать. Искать свое место, предназначение, цель, смысл. И белая всякий раз отчаянно боялась опоздать и всякий раз мчалась вперед до хрипа в горле.
Но пока до этого всего далеко. Весна лишь начала свою борьбу за новую лесную жизнь, и нередко зима одерживает победу, как это было утром. Но рано или поздно молодость свое возьмет, изгонит ворчливую старуха далеко на север.
Динь остановилась в очередной раз, чтобы поболтать со снегирем, еще не улетевшим домой. Тот смотрел на белую с интересом и легким недовольством.
- Не видишь - ответил он на приветствие, чистя перья  - мне нужно собираться домой
- А где твой дом - улыбнулась Динь, прекрасно понимая, что отвлекает птаху, но не желая отпускать прекрасного собеседника
- Там же где и твой - присвистнула птица
- А где мой дом? - голос белой понизился до тихого свиста
- На севере. Разве не знаешь? Ведь это так просто - откликнулся снегирь и замер, ожидая видимо очередного глупого вопроса.
- Там у меня нет дома. Меня ведь выгнали оттуда. - с горечью прощебетала Динь, дернув хвостом направо, как и полагалось на птичьем языке. Снегирь повернул голову, затем наклонил ее набок и глядя на волчицу почти снизу вверх, прочирикал:
- Некогда мне с тобой беседовать - подхватился и был таков. То ли белая все-таки что-то не так сказала (она ведь долго не беседовала с пернатыми), то ли птица решила что ниже ее достоинства разговаривать с бездомной хищницей, то ли правда поторопилась. Так или иначе дальнейший свой путь Динь шла одна и в глубоких раздумьях. А сердце, намного раньше, чем полагалось, выстукивало в висках: Север.