Мокрые веточки хрустели под лапами, немного впиваясь в подушечки; вода проникала между пальцев. Мелкая морось проникала под шерсть, вызывая неприятную дрожь. Меня колотило, дрожали лапы, холодок будто проник в меня до костей. Хотя было не так уж и холодно, но я, почему-то, замерз. Наверное, это все из-за влажной погоды, царившей вокруг.
Красиво. Над землей еле заметной дымкой стелился туман, поблескивали яркие разноцветные листья. Конечно, из-за серости обстановки они не были так ярки, как при солнце, но все-таки... Так даже лучше. Приглушенные тона успокаивали, спокойствие и умиротворение повисли в воздухе, изредка обдувая меня в виде тихого, мокрого ветерка. Шептались между собой деревья, где-то высоко, там, где мне никогда не побывать. Я поднял голову вверх, к серому небу, которое закрывали черные нити ветвей. Они почти голые, редко где висели умудрившиеся удержаться листья. Меня захлестнул внезапный восторг. Небо необычно тем, что когда на него смотришь, испытываешь головокружительное чувство свободы и восторженности, и не важно, какое оно - ясное или серое, как сейчас. Хотя небо не бывает серым, при желании и в таком мертвом цвете можно найти оттенки. Да, серый - мертвый цвет, а черный - просто цвет глубокий, затягивающий, сильный... От него веет уверенностью. А серый - цвет отсутствия. В нем ничего нет. Но чистого серого, без капли других цветов, нигде не встретишь, потому что все, даже сама смерть, имеет жизнь... Моя душа вот тоже серая, тусклая, как это небо, изливающее на землю ледяные слезы. Я вгляделся в него - синие, голубые, желтые, даже красноватые оттенки... Сколько в нем цветов! Видимо, день на исходе, так как небо вбрало в себя краски заката, в приглушенном виде.
- Словно паралитическим газом наполнены наши сердца... - услышал я свой задумчивый голос, будто со стороны. Тихий, хриплый, лишенный жизни и красок, обесцвеченный голос... Трупа. Ходячий труп, только живой.
От этой мысли мне стало неприятно; я нервно сглотнул, громко про себя досчитал до трех, сбивая эти потоки, эти слова.
Внезапно передо мною предстало чистое, лишенное деревьев и кустарников пространство. Я приостановился, чтоб оглядется, и побрел дальше, всматриваясь в горизонт, на краю которого фиолетовый лес переходил в темное небо. Скоро закончится день, и настанет ночь... Плевать. От моего усталого выдоха в небо поднялась тонкая дымка, которая за считанные секунды испарилась в воздухе.
...Вдруг я почувствовал, что рядом со мной ещё кто-то. Не понятно, почему, ведь ни звуков, ничего не было. Я резко осмотрелся, нервно выхватывая куски пейзажа и переваривая их в голове. Молниеносная паника охватило сердце, и оно забилось быстреее, быстрее... Я слышал, как оно бьется, его сильные удары встряхивали мое немощное тельце. Будет глупо, если тут и нет никого, и мои безумные мозги решили надо мною пошутить. Я вообще свихнулся... Из-за тех уродов, которые... А впрочем, неважно. Не хочется это вспоминать, особенно когда волнение захлестывает через край...
Мой взгляд нашел наконец объект моего волнения - им была спящая, как мне показалось, в траве волчица. Вот я идиот - стоял всего в пару метрах от неё и не мог заметить, с минуту искал её. Не смешная шутка, безумное сознание... Паника немного отступила, но мощно колотившееся свое сердце все-равно я слышал. Сел. Не знаю, зачем, ведь в моих планах было быстрее смотаться отсюда, пока волчица не заметила меня. Кто знает, что у нее в голове? Может, ей захочется перегрызть мне горло... Да и мало что спросонья можно подумать, да ведь? Я физически ощутил, как мои зрачки расширились до огромных размеров; я провел языком по зубам, задумавшись. Вдох - запах волчицы был тонок, но необычен, так что запонить его будет несложно.
- Спишь? - тихо, подавив свою неуверенность, произнес я, беспокойным взглядом пробежав по самке.
На небе засверкала первая звезда. Набежали густые сумерки, оставляя нас в полумраке в шелесте мокрой травы.

Я задумчиво осматривал проснувшуюся волчицу. В её зеленых, почти кошачьих глазах искорками горело непонятное бешенство, беспокойство. Морда была идеальна - резкие углы, линии, такие ровные, такие запоминающиеся. Прямая, сильная спина, выдержавшая все удары жизни, не сломавшаяся, не склонившаяся. В некоторых местах я заметил у неё небольшие шрамы, но для неё это было аксессуаром, подчеркивающим её красоту. Она выходила за рамки стереотипов, эта необычная красота... Волчица определенно в моем вкусе. Что удивительно, она была первой живой волчицей, к которой меня тянуло, на которую я мог любоваться, находя все новые, новые грани... Раньше я находил эту красоту лишь в нежити. Декаданс.
- Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс... Ты будешь мёртвая принцесса, а я твой верный пёс. - тонким перезвоном пронеслись сточки.
Самка сщурилась. Бешеные искорки погасли. Но её глаза все равно великолепны, честное слово, как у кошки. Я смотрел в них, мне было и неловко, и уютно одновременно. Зрачки были сужены, в радужке отражались оттенки заходящего вдали солнца. Тугой струной натянулся страх. Вообще, сейчас будто внутри меня кто-то играл на гитаре, дергая различные струны - страх, восхищение, вдохновение. Я шумно выдохнул, отвел взгляд.
- Уже нет. - как-то нервно ответила мне волчица. Меня это несколько обидело, ведь я не произнес ничего особенного. Странно. Всю жизнь так - пытаешься быть нормальным - все игнорят, остаешься самим собой - все все-равно избегают. Проклятие свыше. Бог устал меня любить. Да и не любил никогда. Я уже не верю, что есть там, наверху в небе создатель. И я уже не верю, что мне заплатять за все эти унижения и мучения. Твари... Как я ненавижу вас. Даже если есть бог, пусть знает, что я его ненавижу. Еах, бог - это все выдумка старых волков-маразматиков, которые несут бред про что-то самовыдуманное, а этому все охотно поверили и теперь распространяют эту небылицу.
Самка, не проронив ни слова, поднялась, отряхнулась -  с шерсти слетело несколько ярких, сухих листьев. Взгляд зацепился за них и упал вместе с ними к её лапам, которые обладают большими, слегка притупленными, аккуратными коготочками. Мой взор с расширенными от полумрака зрачками вновь поднялся к глазам незнакомки, утонул в них, пытаясь найти все новые грани. На моей длинной морде растянулась слабая улыбка. В ней не было добра, но был безумный восторг от встречи с такой особой, как она. Вот ещё странность - я, вроде, злобой не отличался и тем, кто мне был близок, помогал, дарил добро, но улыбка моя никогда не отражала этого. Почему?..
Я неуверенно шагул к волчице, вытянул длинную шею, чтоб оказаться ближе. Не хотелось сразу переступать грань, подойдя слишком близко - это было бы как-то неудобно и стеснительно. Хорошо, что моя шея позволяла дотянуться до уха самки, не подходя очень близко, можно было держаться на расстоянии. Меня тянуло к ней. Муза моя.
Я испугался своих мыслей. Никогда в жизни я не испытывал такого к самкам, для меня они всегда были... Ну... Как просто волки, никто не был мне интересен. Или даже кто-то меня заинтересовывал, то только в психологическом плане - мне всегда нравилось разбираться в душах, своей и других. Ещё меня и самцы, и самки интересовали в равной степени, и меня из-за этого не понимали... Можно это понять, ведь это действительно странно. Я находил красоту и в волках, и в волчицах. В данном случае такие необычные чувства вызвала волчица, но не исключено, что если бы она была самцом, я бы почувствовал тоже самое.
- Ты будешь мёртвая принцесса, а я твой верный пёс. - прошептал я её почти на ухо. Я хотел сказать не это, конечно, а что-нибудь нормальное, типа "как ты красива". Но не успел. Сознание, воспользовшись моим сомнением и замешательством, отправило к голосовым связкам фразу, недавно прозвучавшую в голове, словно песня. Испугавшись, я продолжал стоять так же, лишь немного повернув голову, чтоб увидеть её реакцию.
Страх, страх, страх, страх...

Её взгляд коснулся меня. В глазах металось удивление, как показалось мне.
- Никто не хочет брать вину на себя. Но как мы не поймем, что мы все одинаково чувствуем боль...
Её голос пронзил тонкой раскаленной стрелой мое сердце. Я закрыл глаза от раскатившейся по телу боли. Она была со мною неразлучна. Я уже не представлял себя без нее. Наверное, если отнять у меня эту боль, то я совсем сойду с ума. Она держит меня, даем пищу моему мазохизму, а если боли не будет, то я сожру себя сам изнутри. А откуда берется эта непонятная душевная боль... Я не понимал. Иногда понимал, а иногда боль появлялась так неожиданно, что я не мог понять, почему. Она разливалась густым кипятком внутри, сжигая душу, придавая сердцу новые рубцы. Боюсь увидеть свою душу со стороны, наверняка это жуткое зрелище. Я любил представлять свой внутренний мир, некоторые свои любимые места, например, переулки, ассоциировал с ним. Перед глазами встали темные, узкие улочки с полуразрушенными домами, покрытые мхом и плесенью, уже давно мертвыми. К ним никогда никто не придет, внутри никогда не поселятся люди, не разрежет влажный, холодный воздух детский смех. Улицы уходили в серое, но какое-то блестящее небо, закрываемое решеткой сухих, черных ветвей скрюченных деревьев. Ветер носил в себе пыль, которая попадала в глаза, и они слезились... Я мечал умереть в таком месте, чтоб мой труп освещал свет неба, на котором нет ни луны, не солнца. Чтоб безжизненное тело в тонкой, белой шкурке замело пылью. Чтоб никто никогда больше не потревожил мой покой...
Я открыл глаза. Картинка растворилась, но я ещё некоторое время видел очертания деревьев и улиц.
- Плотоядные орхидеи ещё никого не прощали. - безумные строчки, возникавшие в моей голове, не давали мне покоя. Приходили мне во сне. Я, бывало, произносил их вслух, теряя над собой контроль. Я часто рассуждал над их смыслом, складывал их в песни, отражавшие всего меня, все то, что во мне было и есть.
Взгляд коснулся волчицы, пробежал по морде, от кончика носа до ушей, примечая каждую шерстинку. Мертвая принцесса. Ей идеально подошел бы тот мир, который я часто представлял.
- Для кого-то боль - смысл существования. - тихо выдохнул я. В голосе прозвучали нервные высокие нотки, а конец фразы вообще растворился во влажном, вечернем воздухе - Боль и страх заставляет двигаться вперед. Но что впереди? У всех разное... - уже более отчетливо произнес я, немного отойдя от волчицы и сев перед ней. Хвост привычно обвился вокруг тела, сильно к нему прижавшись. - Кого-то страх толкает на героические поступки, а кого-то - к самоуничтожению. - взгляд поднялся к зрачкам самки. На моей морде растянулась однобокая улыбка, слабая и ничего не выражающая. Ты великолепна. Ломающая все рамки. Ломающая меня с моим безумным сознанием. Сломала меня, как сломали меня мои мучители. Знаешь, я восхищался ими, любовался, несмотря на боль. А им было плевать. А что чувствуешь ты? Не удивлюсь, если я - просто очередный кадр в твоем фильме. Просто эпизод, который можно вырезать и выкинуть в сточную канаву.
Убей меня, убей себя -
Ты не изменишь ничего.
У этой сказки нет конца -
Ты не изменишь ничего.

Отредактировано Schweigen (09.03.2012 21:57:56)

- Боль? Смысл?
Её слова словно утонули в темном омуте непонимания. На её лбу образовались мелкие морщинки. Да, для кого-то боль - часть жизни, и довольно важная. Это звучит странно, но бывает и такое в нашем мире. Нашем безумном мире, кружащем, быстром, кривом мире. Мир кривых зеркал. Видишь одно - а на самом деле оно другое. Порою даже самое искаженное, уродливое изображение принадлежит доброму существу, и чаще - наоборот. Я устал от этого. Ничего вокруг не ясно, и внутри тоже царит неразбериха.
Мне почему-то показалось, что волчица внимательно рассматривает меня. Мне стало от этого неловко, стеснительно, и я отвел взгляд в сторону. По телу пробежала дрожь, оставляя после себя неприятное "ватное" ощущение.
- Боль - часть нашей жизни. Она дает ей остринку, и то ощущение, что может быть чертовски плохо.
Да, боль часть нашей жизни. Но для всех боль - разные понятия. Для кого-то она - двигатель прогресса, заставляет выбираться из омута чертовки плохого к большому и светлому, а кто-то, сломанный ею, падает в яму обреченности. А она глубокая, темная, скользкая. Чтоб выбраться из неё, сила нужна. А большинство тех, кто в ней оказался, уже не понимает, что это такое - моральная сила. Сила воли, сила разума... Она не задерживается в наших телах, обходит стороной, словно мы состоим из сетки. Мало кто выбирается из обреченности на белый свет.
Я вздохнул; улыбка давно сошла с моих уст. Хотелось ливня, даже не просто дождя, а сильного ливня, чтобы подставить под него голову, чтобы капли били со всей силы по телу, смывая эту жгучую боль. На время.
Моe тело уже не моe, только жалкая часть,
Жалкая надежда.
Но во мне всегда жила - истерика!
Какое дикое слово, какая игра,
Какая истерика!
Эти сточки были с самого детства со мною. Как только моя психика пережила первые изменения, строки ясно и громко прозвучали, и я запомнил их. Какое дикое слово - истерика. Она тоже одна из частей, которые меня составляют. Одна из струн гитары, на которой играет мое больное сознание. Мелодия звучит внутри меня, то доставляя удовольствие своими мягкими переливами, нежной мелодией, то режет острыми нотами, резкой игрой, истерикой. Резко дергая струны, создавая вибрацию, играет на гитаре рука в конвульсиях. Играет истерику. Мое тело тоже бьется в судорогах, сердце подпевает бешеной мелодии, стуча быстро, быстро... Его стук отдается в барабанных перепонках, отдается тупой болью в голове. Дикая песня.
Я встал, сам не понял, зачем. Лапы чуть тряслись, но это было незаметно. Губы пересохли; влажный язык смочил их, плавно двигаясь вдоль рта и быстро там исчезая. Густые сумерки обволокли землю, небо с каждой минутой становилось все темнее и темнее, в нем появлялось все больше синих, фиолетовых, красных оттенков. Шелест ветвей обладал какой-то загадочностью, мистикой. Каждый звук во мраке обладал своей загадкой. Интересное свойство темноты - она украшает все, что в ней оказалось...
Я вытянул вновь шею по направлению к волчице, заглянул в её зеленые глаза. Два камушка, в которых играет особая жизнь. Нет, не яркая, не светлая, особая жизнь, которая притягивает меня.
- Моe тело уже не моe, только жалкая часть. - тихо сказал я, словно пытаясь не нарушить гармонию ночной тишины, стараясь не перебить песнь вдалеке находящихся птиц. В легкие потоком влился холодный воздух.
Я подался вперед и уткнулся в шею волчицы, которая была немного выше меня. Зачем?.. Мне просто хотелось, чтобы меня приняли. Я даже не подумал о том, какой может быть её реакция на такое. Сознание словно занесло туманом, изображение перед глазами расплылось от такой близости к чужому тело. Для меня это все было в новинку, я уже и не помню, когда я к кому-то прикасался. Тем более к тому, кто меня приводил в восторг. Лапы свело судорогой...
Ты лучше, ты круче, ты сможешь, я в курсе... - кажется, я произнес эти слова одними губами. Волна непонятных чувств нахлынула на меня, ломая и сводя с ума.

Отредактировано Schweigen (10.03.2012 00:26:42)

- Теряя контроль, мы уже ничего не видим.
Я почувствовал, что волчица удивлена по чуть участившемуся биению её сердца. Чуткие уши уловили шумный вздох, вырвавшийся из её груди. На её месте я бы чувствовал себя, наверное, тоже не особо комфортно - это как-то неожиданно все... Такая близость к чужому телу пугала меня, но и одновременно притягивала. Густые потоки странных, путанных мыслей душили меня, сжимая горло стальной, неразрываемой цепью. Я закашлялся, не мог вдохнуть; это заставило меня отойти от волчицы. Все поплыло перед глазами, лапы подкосились от резкого кашля, нехватки воздуха и потери ориентации. Едва удержался на лапах, едва удержал равновесие.
Теряя контроль, мы уже ничего не видим. - как мне было это близко. Я терял контроль над собой, над своим больным сознанием, и все расплывалось перед глазами; душа тоже слепла, эмоции душили меня, душил страх, и я ничего не мог поделать с собой, и будто со стороны наблюдал за своим худощавым, костлявым телом. Со временем я научился управлять собой, и такие "потери себя" в большинстве случаев я мог сдержать, но, бывало, мне не хватало моральных сил сдерживать порывы. Чаще всего эти "вспышки" происходили внутри меня и не проявлялись снаружи, не выходили за пределы грудной клетки и черепной коробки. Я не умел проявлять эмоции, и лишь в глазах, полных безумного декаданса, проносились, появлялись и потухали их оттенки.  А внутри... Мне было больно и обидно оттого, что я такой, а ведь мог быть похожим на всех, тогда моя жизнь была бы намного спокойнее и проще. Знаете, быть особенным не всегда хорошо. Особенно если эти странности как у меня, или ещё хлеще. Наверное, другим тяжело со мной общаться, и по этому меня избегают. Тяжело общаться, когда не знаешь, что у собеседника на уме. А когда тебя сверлят безумным, то слишком спокойным, то слишком быстрым взглядом блеклых, прозрачных глаз с дико суженными в большинстве случаев зрачками, но становится совсем жутко. Я знал, что многие бояться моих глаз. А глаза - зеркала души... Что, моя душа такая страшная? Нет, я не верил в это. Она безумна, но я верил, что во мне ещё горело добро, светлое, как радужка глаз. Пусть серое и невзрачное, но Добро. Любовь, граничащая с сумасшествием. Верность, полная поклонению объекту моей преданности. Дружба на грани любви. Но почти никогда это не выходило за пределы моего тела с тонкой, как паутина, кожей, обтягивающей тонкие кости. Я просто не умею проявлять эмоции и чувства. Не умею.
Я отдышался, робко поднял взгляд на самку, словно извиняясь. В легкие потоком вливался вечерний воздух, приводя в чувство, немного утихомирив хор мыслей и строчек. Уши мои прижаты к голове, хвост прильнул к телу. Глотка дернулась последний раз в судорожном вдохе.
- Прости, - взгляд быстро окинул тело волчицы, - Теряя контроль, мы уже ничего не видим. - повторил я её фразу, объясняя ей мое резкое прикосновение к самке.
Я сел напротив волчицы, обьятый страхом и смущением; поднял голову вверх навстречу темному небу, утонул в нем за считанные мгновения.

- Ку-фу-фу. Что-то не так?
Все со мной не так. Я виновато посмотрел на самку; зрачки мои дрожали от напряжения. Все было путанно, непонятно, все вертелось, кружилось... Изнутри меня трясло, словно ветер вместо крови бежал по венам. Холодный, сильный ветер. Казалось, что ещё немного, и образуется торнадо. Но нет, ему не суждено свернуть все внутри меня; я взял контроль над собой, насколько мог, заглушив бешеные удары своего сердца, утихомирив скачку под кожей. Вдох-выдох. Мое дыхание было сбивчивым, неровным, то слишком глубоким, то наоборот, слишком мелким. Я никак не мог успокоить тело, пережившее тесный физичекий контакт, котрого у него давно не было. Да что уж, почти не было, если не брать в расчет мать, с которой я сейчас не контактирую совсем. Я её даже не помню.
Волчица подняла вверх морду, последовав моему примеру; взгляд её зеленых глаз устремился в темное небо. Я тихо вздохнул, наблюдая, как пар от дыхания тонкой струей поднимается ввысь, растворяясь в воздухе, так и не успев достичь небес. Никто их не достанет, небо бесконечно и настолько многогранно, что меня иногда это поражает. Никакое живое существо не может быть настолько разным, искренне разным, без масок и ложных личин. Никто не может притворяться бесконечно, все равно рано или поздно не выдержишь этой бешеной игры. Я выдохнул ещё раз, чтоб посмотреть на поднимающуюся дымку, изучить до мельчайших деталей её обычную, но изящную красоту. Как и в прошлый раз, прозрачное облачко испарилось в считанные секунды, не оставив после себя ничего. Пар теплого дыхания, исчезающий в холодной враждебной стихии - эта сама Жизнь. Тепло - его можно создать, оно живет какое-то время, постепенно умирая и ничего после себя не оставляя, кроме эмоций и воспоминаний. И так каждый раз. Система сбоев не знает.
Я подумал о своей смерти. Ведь все рано или поздно умирают, верно? Только кто-то умирает раньше, чем его тело, и это страшнее, чем умереть вместе со своей физической оболочкой. Существо, внутри которого лишь гниль - страшно. У него нет никаких чувств, эмоций, им руководят лишь собственные, низкие потребности - еда, сон, секс. В голове его нет никаких мыслей, пусто; его ничего не заботит, кроме сохранности своей шкуры. Да, можно найти красоту даже в этих существах, если включить творческий взгляд. Но если включить разум - то это мерзко, низко.
А как умру я? Мне кажется, мои мысли никогда не покинут меня, будут мучить до конца жизни. Наверное, даже когда буду умирать, голоса все-равно хором будут звучать внутри. Смерть души мне не грозит, если, конечно, я не стану нежитью. Да и даже нежить есть более духовно развитая, чем некоторые живые, так что не буду сваливать все на несчастную нежить, тем более что большинство особей, которые меня восхищали, вдохновляли, были именно ходячими трупами. Больной я.
- Главное правило реальности - не запутаться в своих иллюзиях. - донеслось до моих чутких ушей, вывело меня из размышлений.
- Можно жить и вне реальности. В своих иллюзиях. - проронил я в ответ, внимательно смотря на волчицу.

Иллюзии, иллюзии, иллюзии - это вся моя жизнь. Я живу в своем внутреннем мире, и старательно ограждаю себя от жизни реальной, наблюдая за ней со стороны.

Отредактировано Schweigen (23.03.2012 23:13:27)