Она была удивлена, но я не понимал, почему. В синих глазах-льдинках металось непонимание; я с замиранием сердца смотрел не волчицу, ожидая её действий. Я ожидал нападения, но, видимо, нападать нежить на меня не станет - взгляд выдавал её. Она слишком удивлена, чтоб напасть, по крайней мере, сейчас. Но почему она удивлена? Мне было это непонятно. Неужели мой страх удивителен? Все бояться нежить, никто не хочет раньше положенного расставаться с жизнью, пусть и не такой уж светлой, как у меня. Пусть жизнь меня и сильно потрепала, пусть и исковеркала мой характер, сделала меня хрупким, шизанутым слугой всего, что имеет хоть какую-то силу и желание управлять. Пусть эта жизнь не принесла мне ничего хорошего, я не хотел расставаться с ней, где-то в глубине души надеясь, что дальше все будет лучше, чем сейчас.
Самка подошла ближе; по телу пробежала гадкая судорога. До ушей донеслось неразборчивое шипение - нежить хочет что-то мне сказать, но я не смогу её понять. Пока сам не стану одним из живых трупов, но, надеюсь, это со мной случиться не скоро, или вообще никогда, что лучше. Ведь жить, находясь за гранью, тяжело, думаю. Находясь за гранью жизни и наблюдать за живыми волками со стороны, понимая, что сам когда-то, совсем недавно был таким же. Там, за гранью, остались твои друзья, близкие, может даже и дети - но никто теперь не осмелится подойти к тебе, и никто не признает в тебе того, кого любил при жизни. Теперь ты лишь ходячий труп, к которому мало кто проявит жалость, потому что бояться, потому что ненавидят. В твоем сознании звучит чужой голос, прказывает тебе убивать, убивать... Никого не волнует, что ты, может, и не хочешь приносить смерть. И чувства у нежити тоже есть, наверное, не такие, как у живых, но есть. Я только что сам убедился в этом. К горлу подступил комок, жалость к этому неземному, такому мистическому существу вытяснило страх и ужас, не совсем, прада, но все же...
Самка обошла его, внимательно осматривая, запоминая. Собравшись с силами, я встал на дрожащие, неустойчивые ещё от переживаний лапы, повернул к ней свою узкую морду и заглянул в глаза восставшей. В них ещё билась жизнь, горела искра, но пульсации этой жизни были слабыми, утихающими; искорка едва тлела, оттого взгляд волчицы был таким холодным. Но чертовки красивым, такого взгляда не встретишь среди живых. Он разрывал сердце какой-то мрачной, темной правдой, смотреть в эти глубокие зрачки было страшно, но потом они затягивают... - Ты увидишь, что напрасно называют грязь опасной. Ты поймешь, когда поцелуешь грязь... - прозвенели переливистым, высоким звоном сточки, разрывая сознание, пронзая душу раскаленными спицами. От этой боли мне было приятно - жизнь научил меня получать наслаждение от боли, как и от физической, так и от моральной. Без этого я бы совсем сошел с ума.
Из размышлений меня выдернуло повторившееся шипение, исходившее от нежити. Разве ты не понимаешь, что я все-равно не пойму твоих слов?
- Я не пойму твоих слов. Ты же знаешь. - тихо, но четко произнес я, смотря в упор на волчицу, - Мне самому не очень нравиться, когда меня жалеют, но... Знаешь, мне тебя жаль. Я не хочу тебе зла, и жаль, что ты теперь... - я замолчал, формулируя мысли, - не среди живых. Но ты тоже жива, но по-своему. В твоих глазах ещё пульсирует Жизнь. Темная и этим красивая Жизнь. - шепотом закончил я, повел плечами, разгоняя навалившуюся напряженность; нервно облизнул губы. Кажется, я перешагнул грань между жизнью и смертью, перешел в туманное пространство безумия - кто будет, в здравом уме, разговаривать с трупом? Но... Должен сказать, знаю, что мои слова дойдут до неё, она поймет...
Отредактировано Schweigen (27.02.2012 15:33:09)