Стволы уже давно перестали отбрасывать тени, дождь слишком впитался в их кору, они только неприятно мелькали перед глазами, а их ветви размывались и кружили из стороны в сторону, словно обезумевшие, или пьяные. Наружный покров елей неопрятными, ободранными лохмотьями вился на стволах, будто желая, чтобы внутренний слой развалился или окончательно намок от мороcи - превратился в некие твердые сгустки, а в скором времени повалился бы совсем, чтобы сгнить в какой-нибудь дыре. Ставшие шведским столом для жуков. Не смотря на дождь, контраст поддерживался, и было довольно тепло, поэтому подушечки лап Шута приятно жгло, когда он ступал до мокрым иголкам, приятным бонусом влившимся в "земляной покров". Они, порой, кололи, задевая старые царапины, заставляя Ину морщиться и даже иногда мелко вздрагивать, пробираясь холодом от головы до хребта.
Ину бежал медленной, неторопливой рысью чуть сгорбившись - так, чтобы лапы скользили по земле, а спина была немного выгнута вверх за неимением особой, значимой цели. Он не держал голову прямо - слишком уж неудобным это было. Небольшие пролески, заменяющиеся чащей буквально за каких-то несколько минут не внушали ничего иного, как недоверие. Ему приходилось вглядываться во тьму, чтобы высмотреть кого-то, или что-то, прячущиеся там. Но опять же - оно возможно пряталось там, если учесть, что в таких местах и любит скрывать это самое, неизвестное до селе нечто. Страх. Естественно, страх обуревал Джокера бурной волной, заставляя дрожать не только от отвратного, не обделенного ничем тепла, но и от него незнания. Что может скрываться за густыми деревьями, которые плотно прижались друг к другу, наверно, специально не пробивая сквозь маленькие, редкие отверстия между иглами хоть как-то свет? Все, что угодно. Что ж, значит, он тут не один?..

Тишина. Она больно давила на разум, заставляя мозг сжиматься на подобие кровавой, пушистой розочки; царапала и жгла уши, оставляя кривые, неровные царапины и играла по сознанию, отдаваясь звуком сломанных струн старой арфы в голове. Причем, эта самая арфа не желала менять свой скудный темп - переплетаясь с неизвестностью, легкой примесью страха и паники, они создавали нечто новое, неизвестное, пугающие, неопознанное и по совместительству, конечно же, ужасное. Ужасное, потому что все новое всегда воспринималось в штыки. В данном случае, тишина напрягала до того, что хотелось просто взять, нажать на невидимую кнопку, чтобы раздался громкий "Пф" и все. Больше ничего нет. Чтобы взрывом, пусть и небольшим, малым - не имеет значения, хотя бы как-то разбавить этот приступ одиночества. Приступ невроза. Приступ практически пограничного состояния.
Ину уже не мог вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя нормально психически. Мания того, как тебя преследуют долго-долго, а потом раздирают в мелкие, кровавые ошметки, оставляя на твоем месте только багровое пятно, да и то, его потом смахнут хищные звери. Сначала мелкие, потом средние, потом Высшие, и только потом за еду приняться Боги. На похороны придут только несколько. Да и то, из чистой формальности и солидарности. Всего лишь Шут. Шут, стоящий ниже пешки, он приходится только развлечением для остальных. И нечего его жалеть. Печальный клоун, безликое Его Высочество, чье имя, наверно, уже давно запретили произносить вслух, застрявший на краю пропасти своего же собственного идеала. Все будут смеяться, когда он станцует нелепый танец сбивчивых движений, и все его ужимки - дешевый, пустой балаган будут восприниматься не иначе, как должное. Ведь нелепо, глупо, с долей сожаления рисовать небрежно состроенный цирк, косо сшитый и закрытый рваными осколками улыбки. Ему просто хотелось быть чуточку злым. Но вот незадача - когда он начинает смеяться, публика замолкает. Представление не удалось. Это провал. Крах. Нет этих наглых рож - они разбрелись, не в желании досматривать так искусно скрытый под тенью хохота фарс. И приходится вновь связать рот причудливыми, воображаемыми ниточками приторного безумия, сдерживающими ненормальный, гомерический смех над ними же. Один раз, два, три... Есть ли грех пересчитывать попытки? Не важно. Главное - довести до грандиозного финала.
И снова пируэт, фальшивая улыбка, реверанс собственной глупости, слабое перешептывание зрителей - аплодисменты. О, да, долгожданный звук, рушащий тишину в одно мгновение руки, одним взмахом. Мелочные создания, Короли на Балу, где он приходится всего лишь пешкой, пропитанные настолько заинтригованным, нелепым фарсом, что единственным, пожалуй, реальным желанием становится только одно - бежать, бежать как можно дальше. Бежать навстречу черному коридору, темному лесу, где нет просветов правды. А все будут бросать вслед какую-то белую жидкость и орать "твaрь!", "мразь!", "дешевка!".
В свете огненно-алом предзакатного солнца - одинокого стража дневного покоя, обреченно ступает тот, чье сердце так рвется к жгучей, сладкой мечте, сна лишившей и воли.
Неясные, не разобранные до селе мысли электрическими проводами кружились в сознании Джокера, смотанные в кровавый, мозговой комок - они вырисовывали расплывчатые картины, нарисованные черной акварелью.
Но о, что это? Резкий запах мертвечины прорезал воздух, впиваясь в нос Ину, заставляя его встряхнуть головой и прогнать горький клубок раздумий. Нежить? Волк застыл на месте, в ожидании чего-то, впиваясь когтями в землю, не в состоянии двигаться и сделать что-либо против смешанного беспокойства. Он выпрямился, из-за чего хрящи на спине неприятно затрещали, словно хотели разорваться на тысячи обрубков, по принципу разбитого стакана. Губы самца невнятно дрожали, но он то знал, что всего лишь неслышно напевает свой меланхоличный, заунывный напев.

Интересно, а если бы Он был бабочкой, или птицой, улетел бы? Птицам часто подбивают крылья. Из-за этого они становятся беззащитными, недвижимыми, теряют все шансы на бытие и дальнейшую жизнь. Нет, они, конечно, могут двигаться, подпрыгивать на двух лапках, но тогда в скором времени они сдохнут, как собаки, которым оторвали лапы. Они просто не смогут существовать. Это ломает их физиологию и назначение. Однако, птицы иногда прикидываются ранеными, чтобы спасти от врага свое потомство и увести Его за собой.
Естественная реакция - оцепенение. Волк просто застыл, ничего не выражающими глазами смотря на разлагающийся труп, кое-где продранный старыми ранами и до безобразия могильный. Потом оцепенение медленно переросло в болезненный ужас. Ужасные увечия, оставленные на Ее теле неким ужасным, словно просверлили мясорубкой и железными штыками внушали уважение и трепет. Трепет перед созданием, восставшим из преисподней. Какие наивные сравнивания, которые крутились в голове Шута, наполняя неким порочным, невыносимым, таким незнакомым и нейтральным. Но не страх. Нет. Не страх. Смерть - это, конечно, не так плохо. Она смывает все грехи, залечивает раны, отпускает и оставляет последний, предгробный поцелуй. Ее стоит ли боятся, если ты можешь стать таким же, как и Она? Чем же плохо наконец-то избавиться от своего привычного, насмешливого "шут"? Стать практически созданием, застрявшим на границе между совершенством, так лестно, так притягательно. Пожалуй настолько, что стоило только Ину позволить себе подумать об этом, как Его хватал приступ экстаза.
Обычно, мертвые убивали. Полагались на неведомый зов, о котором ходили слухи и убивали. Сейчас было по-другому. Буквально в паре метров от Него стояла Она, просверливая ярко-синими глазами. Так. А почему у Ней синие глаза? Почему не белые, как у остальных покойников, или все таки Он слишком мало знает о них, чтобы судить? Да, Он все таки слишком мало знает, и возможно все выше сказанное - полный бред.
Да, страхи, или, скорее, нервные опасения оправдали себя. Ночью. Детские страшилки, что за тобой могут прийти трупы из болота стали такими нереальными и изношенными, что, пожалуй, совсем и не годятся в страшилки. Они стали слишком банальны и до омерзения слепы. Но мрак раздвинулся, отодвигая деревья, выводя из себя свое не менее великое, при этом убийственное творение - нежить.
О, да, они воистину были идеальными существами. Неуязвимыми, по-своему красивыми и вечными.
Ину нерешительно переминался с лапы на лапу, стараясь стоять прямо, и при этом быть как птица, отгоняющая врага - слабым и хрупким до всех значимых и не значимых мер. О том, что нежить может убить Его было прекрасно известно. И от этой самой мысли ненормальность, граничащая чуть ли не с отчаянием просто огромными потоками хлестала по сознанию, вводя в высшую степень экспрессии. Наконец-то избавиться от этого позорного греха клоуна - просто нельзя упустить. Шанс, чтобы выиграть назревавшую драку был нулевой. Шансы остаться хотя бы в "живых" - довольно невыполнимы.
Но пока Она бездействовала, Ину также не двигался, разве только что странная улыбка, медленно расползающаяся по морде нелепо поднималась вверх, уродуя своей же причудливостью. Словно окаменел, внимательно и нервно продолжая рассматривать Ее.